“Скорой помощи” больницы “Некер”.
Для меня больница всегда была и до сих пор остается странным и таинственным, почти волшебным местом, где пространство опережает время, а слово “жизнь” приобретает первоначальный смысл, обнажающий ценности и приоритеты. Ритм здесь тоже иной, чем в повседневной жизни, движения более плавные, шаги мягче, звуки словно приглушенные. Каждый ощущает невероятный накал чувств, осознает, насколько высоки здесь ставки – на кону человеческая жизнь. Человеческие трагедии придают существованию смысл, сплачивают семьи, оживляют забытые чувства. Страх изгоняет все напускное и неискреннее, срывает маски, и каждый становится тем, что есть на самом деле: человеческим существом, чувствующим, насколько неуверенно горит в нем огонек жизни, насколько близко он от финальной черты. В этом наполненном мукой закрытом пространстве медицинская сестра оказывается ангелом, который перелетает от постели к постели, облегчает боль, успокаивает, утешает. Со всех кроватей за ней следят внимательные глаза, ловят каждое ее слово, ее улыбку, пытаясь прочесть в них свое будущее.
Эта власть сделала меня сильной. Впервые я ощутила себя в центре настоящей жизни, почувствовала себя важной и нужной людям. Мне нравилось облегчать боль, нравилось утешать и успокаивать. Работа захватила меня. Я выслеживала радостные проблески жизни, любящие взгляды сына на мать, мужа на жену, ласковые улыбки детей, обращенные к дрожащим от страха родителям.
Я целиком отдавалась работе, она стала моей страстью. И я забыла про любовь – то поле, на котором я никак не могла выиграть. Утратила – к большому огорчению Эльзы – интерес к развлечениям и свободное время отдавала чтению.
Наконец-то я, казалось, обрела покой, и длилось это состояние много месяцев. Пока не появился Лука.
Иона
Наутро после того, как мне приснился первый сон, я долго лежал в кровати и думал. Рылся в памяти, пытаясь оживить образ девушки, но лицо ее словно спряталось от меня, скрылось в складках ночи.
– Что с тобой? – спросила мать, когда я наконец вышел на кухню.
– Да все нормально, – буркнул я в ответ.
Она обменялась быстрым взглядом с отцом, словно делясь с ним недоумением. Но он только пристально посмотрел мне в глаза. У меня дома молчание порой значило больше, чем самый пристрастный допрос.
– Просто приснился странный сон, – признался я.
Мать облегченно вздохнула, узнав, какая ерунда меня заботит, отец отхлебнул кофе.
– Мы с твоим отцом едем сегодня навестить друзей, – объявила она, чтобы поскорей сменить столь пустую и ничтожную тему.
С тех пор как папа вышел на пенсию, мама неустанно приискивала занятия, которые могли скрасить его досуг. Таскала его на выставки, в кино, возила во всевозможные “прелестные уголки”, подтягивала друзей и знакомых, с которыми
