восприятию не той музыки, которая возникает от игры на струнах или инструментах, но, обладая какой-то невыразимой и трудно постижимой божественной способностью, он, усиливая свой слух и напрягая ум, улавливал ими высшие созвучия миропорядка, вслушиваясь (как оказалось, этой способностью обладал он один) и воспринимая всеобщую гармонию и согласное пение небесных сфер и движущихся по ним светил, их песню, более полнозвучную и чистую, чем любая из песен, сочиненных людьми, благодаря неодинаковым и отличающимся разнообразием шумам, скоростям, величинам, констелляциям, причем все это упорядочено в отношении друг друга каким-то музыкальнейшим словом[41], которое содействует тому, что движение и обращение светил становится мелодичным и вместе с тем прекрасным по своему многообразию. (66) Питая от этого источника свой ум, он упорядочил глагол, присущий уму,[42] и, так сказать, ради упражнения стал предлагать ученикам, насколько это было возможно, некие подобия того, что он слышит, подражая небесному звучанию с помощью инструментов или простой игры на струнах. Ибо он знал, что ему одному из всех живущих на земле понятны и слышны космические звуки, и он считал себя способным научиться чему-либо от этого природного всеобщего источника и корня и научить других, создавая с помощью исследования и подражания подобия небесных явлений, поскольку лишь он один был так счастливо создан с растущим в нем божественным началом. Он понял, что другим людям доставляет удовольствие смотреть на него и что создаваемые им привлекательные образы и примеры приносят пользу и исправляют людей, хотя они и не способны воспринимать правильно первичные и чистые первообразы: (67) точно так же для тех, кто не может прямо смотреть на солнце из-за слишком яркого света его лучей, мы придумали показывать затмение солнца через глубокую толщу воды или через кусочек янтаря или какого-нибудь темного стекла, щадя слабость зрения этих людей, и их устраивает такое посильное восприятие, пусть даже оно и менее достоверно, чем прямое созерцание. Кажется, именно на Пифагора намекает Эмпедокл, на его исключительные, данные от бога и превышающие обычные человеческие, способности, когда говорит:
Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным,
В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший,
Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к познанью,
То без труда созерцал любое, что есть и что было,
За десять или за двадцать предвидя людских поколений.[43]
«Безмерное познание», «без труда созерцал, что есть и что было», «сокровище мыслей высоких» и тому подобные слова указывают на исключительную и большую, чем у других людей, остроту зрения, слуха и ума у Пифагора.
Глава XVI
(68) Таким было у него лечение душ музыкой. Другие виды очищения разума и вместе с тем всей души с помощью различных средств применялись у него следующим образом. Он считал, что врожденные
Слово и число, в понимании Ямвлиха, – действенная сила, управляющая вещами.
Ср. Гераклит: «Душе присущ глагол, растящий сам себя». – См. Тит Лукреций Кар. О природе вещей. – М., 1983. – С. 257 (Приложение), фрагмент 107.
Там же – сс. 289—290. (Перевод М. Гаспарова.) Эмпедокл (родился около 490 г. до н. э.) – философ из Акраганта, близкий к пифагорейцам и Анаксагору; основное сочинение – «О природе». Подробнее о нем см. Фрагменты ранних греческих философов: Ч. I. – М., 1989. – Сс. 330—414.
