сахар?
Максим не знал. Сам он уехал от мирной и сытой жизни, проблемы которой – подсчет калорий в еде, выбор банка, чтобы взять кредит, и интерьера для гостиной – казались сейчас смешными. Но не жалел ни о чем.
Уехал от женщины, которая когда-то значила для него много, а потом если и не предала, то показала свое истинное лицо. Хотя, конечно, дело было не в ней. Просто Максим чувствовал, что делает теперь свое самое важное дело. Когда он узнал, что есть в мире уголки, где жизнь похожа на ад, то понял, что не сможет жить иначе, чем сражаясь с этим. И все последние месяцы, пока в нем боролись конформизм и эта тяга, древний призыв бросить все и поехать в военный поход, – казались только подготовительным периодом к настоящей жизни, которая началась теперь.
– А ты чего замолчал, новенький? – спросил бесцеремонный Гаврила. Доктор был старшим по их палатке. – О чем думаешь, Макс?
– Спорю на свои zapatas, про девчонку, которую оставил, – за него ответил молодой разухабистый партизан, которого «матадоры» должны были бы расстрелять следом за ним. Звали его Диего. Ботинки, на которые он собирался спорить, были обычными шлепанцами-«вьетнамками».
– И что, ждет она тебя? – индеец серьезно посмотрел на Макса из-под редких бровей.
Все остальные повернулись в его сторону и, казалось, затаили дыхание. В темноте, чуть добавив освещения взгляду (сами глаза при этом не светились, как было с более ранними моделями линз), немец увидел их заинтересованные лица.
– Дьявол ее разберет, – Макс уже чувствовал раздражение от местного менталитета. Там, где он жил или работал раньше, никто так не лез в душу.
– Не поминай нечистого, – худой партизан, с которым Макс еще не успел познакомиться, поправил нательный крест. – Если любит, значит ждет. Может, споем? Пожрать теперь дадут только завтра, чем еще заняться, если не петь?
Макс попытался возразить, но уже начали искать гитару. Когда ее не оказалось – командир конфисковал, – кто-то включил запись прямо из чипа в ладони, на манер караоке. И три голоса запели отличными, почти оперными тенорами песню про несчастную любовь. Нет, не пеона к дочери плантатора, а сына одного мафиозного дона к дочери его конкурента. И следующие пять минут пришлось все это терпеть.
Слава богу, когда песня была в самом разгаре, за брезентовой стенкой раздался гневный рык субкоманданте:
– А ну заткнитесь, дармоеды! Петь будете в Канкуне! Если живы останетесь.
Пришлось всем отправиться на боковую.
На душе было неспокойно, и Максу не спалось. Он думал о прошедшем дне и опасностях, которые им угрожали. Они были близко к городу. Он не до конца доверял этому Нефтянику. Вернее, его талантам. Да, харизма у того была на пятерку, но как командиру Макс поставил бы ему трояк с плюсом. Он краем глаза успел увидеть, как расставлены посты, как ведутся другие режимные дела. А велись они плоховато… И уж слишком легко бывших пленников приняли в партизанский лагерь. А ведь
