работы – Лубянка, – Павлу стало противно, – по ее свистку товарищи профессора и доценты дружно проголосуют за присвоение мне степени, – он не считал диссертацию своей заслугой.
– Пиши я по «Сну в красном тереме», вздохнул Павел, – меня забросали бы вопросами, началась бы дискуссия, а здесь дискутировать не с чем. Советский Союз сначала давал деньги китайским коммунистам, потом они повзрослели и мы рассорились, однако ясно, что без помощи СССР Китай не стал бы Китаем, – сменить тему Павлу приказал его лубянский куратор Мортин.
– Китайская филология ни к чему, – бесцеремонно заявил генерал, – вы работник идеологического фронта и должны писать об идеологии. Поверьте мне, я плохого не посоветую. Степень вам пригодится, – со значением добавил он, – допуск в архивы вы получите, а пишете вы быстро, – Мортин оскалился в улыбке, – без творческих мук…
Научный руководитель Павла, получивший звание профессора Вяткин, поднялся.
– Мы благодарны Павлу Наумовичу за подробный анализ весьма актуального вопроса, – лицо Вяткина, тоже консультанта Комитета, оставалось невозмутимым, – переходим к голосованию, товарищи, – давешний парень, мягко ступая, раздал бюллетени. Павлу казалось смешным соблюдение академических традиций. Кроме него и Вяткина, на защиту пригласили всего семь китаистов с, как предполагал Павел, безукоризненными анкетами.
– Никто не проголосует против, – Вяткин собрал бюллетени, – никто не рискнет даже такой мелочью, – пролистав страницы, профессор улыбнулся.
– Единогласно. С ВАКом тоже заминок не возникнет. Поздравляю вас, Павел Наумович, – он пожал Павлу руку, – со степенью кандидата исторических наук, – Павел искренне отозвался:
– Я благодарен Советскому Союзу и партии коммунистов, товарищи, – он указал на портрет Ленина, – и надеюсь, что теперь смогу принести нашей родине еще больше пользы, – члены комиссии, словно по команде, зааплодировали.
В прозрачном вечернем небе над Патриаршим прудом появился отсвет новой луны. Дорожка вокруг тихого зеркала воды постепенно пустела. Матери увели детей ужинать, окрестных собак пока не выводили на прогулку. Крыши Москвы золотились в лучах заката, уличные фонари оставались темными. Павел пока не закрывал дверь на балкон.
– Хотя еще прохладно, – он накинул на плечи кашемировый плед, – но мне хочется подышать, – Павел чувствовал, что ему не хватает воздуха.
– Словно я под водой, и у меня заканчивается кислород, – понял он, – надо всплыть, но всплывать некуда, – музыкальный центр, украшенный стилизованной бронзовой птицей и переплетенными буквами «К», мигал зеленой лампочкой. Павел обрадовался, обнаружив в квартире привет, как он думал, от семьи.
– Но сейчас меня и это не радует, – он нашел на столе сигареты, – аналитик сказал бы, что у меня депрессия и она лечится только одним способом, –
