лошадей, гнида – глухо велел я, переступая через беспомощного призма закованного в кокон.
– А?
– И чтобы ни царапины на жопе моего коняги! – велел Рэк, тоже – без нужды – наступая на призма, чтобы миновать его – Я проверю!
– Стейк, Котлета – останьтесь с Хваном – не оборачиваясь, приказал я.
– Да, командир!
Следуя за Тигром – и я уступал ему в ловкости передвижения по лесистой местности – мы преодолели совсем небольшое расстояние и уперлись в небольшой холм, поросший соснами, выглядящий здесь так же чужеродно, как если бы стоял посреди пшеничного поля. Почему местность вокруг стесали до состояния ровной столешницы, а холм оставили? Но сейчас интересно не это. Тигр жестами показал, что в прошлый раз он холм обошел и остановился вон под той огромной надломленной сосновой лапой. А сам он хочет забраться повыше… Миг подумав, я кивнул, поняв, что ничего реально угрожающего и внезапного под той ветвью нам угрожать не может, а разведчик просто хочет занять позицию поудобней, что вполне нормально для их племени.
Едва я дошел до сосны, до конца тем самым завершив огибание холма, до моего слуха донесся громкий укоризненный голос, срывающийся на крик, но затем возвращающийся к сиплой усталой хриплости. Вот почему мы не слышали голосов – их более чем надежно блокировали сосны и холм. Вот почему и они нас не слышали и вот почему не особо таился Тигр, решивший ничего не объяснять. А что тут объяснять? И так все ясно.
Холм был почти подковообразным. Этакая дуга с высокой вершиной и понижающимися краями. Хорошая защита от непогоды. Крохотная лачуга из темных бревен. Крыша свежая, крыта деревянными пластинами навроде черепицы. Трава вокруг скошена и сброшена в стожок, который задумчиво пожевывает десяток оседланных лошадей. Дверь в лачугу распахнута. Перед лачугой еще одна куча – на этот раз мясная. Для полной гармонии с лошадиным стожком не хватает крупных хищников, что деловито бы рвали и глотали мертвое мясо.
– Вашу мать! – выдохнула вцепившаяся мне в запястье Джоранн.
Поворотом кисти высвободив руку, я кивнул и тихо согласилсяя:
– Неожиданно.
Подростки. По сути, еще дети. Вот из чего… вот из кого состояла мясная куча. Стащенные сюда лошадьми мертвые тела так и бросили в кучу вместе с веревками, не распутав им связанных рук и ног. Торчат из ран разноцветные арбалетные болты – желтый, красный, зеленый. Безбородые мертвые лица, многие из которых так и не познали первого бритья. Та же самая одежда – черные жилетки и штаны, белые рубахи, сапоги. Это на пацанах. На девчатах синие длинные платья, из-под подолов торчат ноги в чулках и крепких башмаках, на головах платки. Вашу мать… тут самому младшему, что как раз смотрит на меня единственным уцелевшим глазом – вместо второго торчит болт – не больше тринадцати лет. Это максимум. На меня таращатся глаза жестоко убитого ребенка.
А судя по уже услышанным словам – детей не просто убили. Этих подростков
