Я могу присутствовать при вашей беседе?
Сидоров: – Не желательно. Но, я думаю, что вам… можно. Вы ведь тоже государственный человек… почти, как я.
Свардунг (с некоторым возмущением): – Я более важный человек и специалист, чем вы! Я технолог по специализированной дегустации! От меня зависит…
Сидоров: – Молчу, молчу! Оставайтесь! Потом распишитесь в специальном документе о неразглашении нашего разговора с господином Хламовым.
Хламов шевелится, приходит в себя, поднимает голову. С некоторым недоумением смотрит на окружающих.
Хламов (слабым голосом): – Где я и кто вы? И кто я?
Свардунг: – Вы – наш новый дегустатор Вадим Вадимович Хламов! А я технолог по процессу дегустации – Марионелла Моисеевна Свардунг. Теперь уже что-нибудь можете вспомнить и понять? Соберитесь! Возьмите себя в руки!
Хламов (вскакивает с места, и начинает бегать по кабинету): – Значит, это не сон?! Но я понял, что не дегустатором я буду. Ясно! Я стал, почти что, гомосексуалистом… для избранных государственных господ (решительно). Я согласен! Если родине надо и Виталию Тимуровичу, то я согласен! За такие «бабки», за такую «капусту»! Я истинный патриот… Я согласен. Могу приступать, хоть сейчас.
Свардунг: – Успокойтесь, дорогой вы наш, Вадим Вадимович! Вас не обманули. Вы, на самом деле, пришли сюда служить дегустатором. Никем другим, а только дегустатором. Присядьте! И послушайте, что я скажу!
Хламов (садиться в кресло, но, на всякий случай, кричит): – Да здравствуют «голубые»! Свободу гомосексуалистам всего мира!
Сидоров: – Да зачем вам компания педерастов? Вам же сказали, доверительно и убедительно сообщили, Вадим Вадимович, что ваша задница будет применяться строго по назначению.
Свардунг: – Приношу искренние соболезнования по поводу кончины вашего верного друга Пулика. Примите моё участие… Часа через два мы отправим к вам домой похоронную команду и всё устроим на высоком уровне. Он, покойник, сейчас у вас дома или в морге?
Хламов (с ужасом): – Кто в морге? Кто в моём доме покойник?
Сидоров (участливо напоминает): – Ну, как же! Вы же, Вадим Вадимович, сообщили мне о гибели вашего ёжика… Пулика. И теперь вам очень грустно.
Хламов (удивленно): – Ежик Пулик был моим другом (спохватывается)? А нуда! Мне очень грустно! Конечно, был мой ёжичек для меня… очень большим другом! Мы все скорбим. Сейчас над ним рыдает жена. Дети в школе. Они не в курсе… Какой удар! И что его надо хоронить? Где?
Сидоров: – Я считаю, что разумней всего, извините, конечно, опустить в землю гроб…э-э… с его телом на специальном кладбище для животных, если вы не возражаете. Но с почестями. Как водится.
Свардунг: – Может быть, и так. Но если вы настаиваете, Вадим Вадимович, то можно и среди людей… закопать. Простите, я хотела сказать, захоронить.
Хламов: – Не надо среди людей… Не хорошо. Пулик был гораздо порядочней и культурней многих людей.
Сидоров: –
