была для него настоящим проклятье. Огромная, пузатая, она стояла в самой дальней части двора и напоминала прожорливое ненасытное чудовище, которое нужно было напоить.
Ири подхватил свое ведерко, сделанное им из старого кувшина и куска веревки (настоящее ведро с водой ему было просто не поднять), и вприпрыжку побежал к речке. Пара сотен шагов до нее он и не заметил. С горки, когда руки не оттягивает тяжелый кувшин с водой, бежать было легко. Можно было даже петь что-то веселой или просто смеяться. Назад же взбираться по скользким и острым камням было уже самой настоящей мукой.
– Пустое?! Где этот поганец?! – неприятный визг встретил Ири почти у ворот во двор. – Свинок поить надо, а бочка еще пустая?! А, вот ты где! – еще сильнее завизжала Ингирда, заметив входящего в ворота мальчишку. – сыночка моя ты только посмотри на этого лентяя! Смотри, смотри! Кормлю его, одеваю, сопли ему подтираю, а он, паскудина, ленится! Гляди на него, Вастик!
Ненаглядный сынулька Ингирд и Палина, уже в своем десятилетнем возрасте, был под стать матери, грозя вскоре и во все догнать ее по весу. Хорошо упитанный, теплый пиджачок на нем едва не лопался по швам. Полные щеки чуть свисали, придавая его лицу что-то бульдожье. Он, как мать, стоял скрестив руки на груди и с презрением смотрел на Ири. Вот, даже не думая прекратить жевать медовый крендель, он тоже пытался буркнуть что-то обидное, как подавился.
– Что такое? Что такое? Ну-ка открой ротик! Что там у тебя? Крендельком подавился? Ничего, ничего! – словно наседка обеспокоенно закудахтала Ингрид над сыном. – Что же ты так? Поругать непутевого хотел? Вот! – она вдруг всей многопудовой тушей резко развернулась и с ненавистью уставилась на Ири, который только – только опорожнил свой кувшин в бочку и собирался снова идти за водой. – Вот-вот что ты наделал, паскудная твоя душонка! Сына мово извести захотел глазом своим дурным! Я тебе покажу! Чтобы духу твоего да завтрашнего дня в доме не было! Слышишь?! И кадку наполни! Потом поросей накорми и убери за ними. Паскудина…, – Ири уже припустил к воротам, крепко прижимая к груди кувшин; мегера в гневе запросто могла и розгами так отходить, что потом дня три на пузе спать будешь. – Чуть кровиночку мою не угробил. Я этой твари устрою… Сдохнет у меня, как и мать его сдохла.
Последнего Ири уже не слышал, несясь по тропинке к воде. Нужно было наполнить бочку как можно скорее, иначе Ингрид и правда могла взяться за розги. Едва не поскользнувшись на грязи у берега речки, он наполнил кувшин и начал подниматься в гору.
– Наверное опять поесть ничего не даст. Утречком заплесневелую краюху кинула. Мол, вот тебе, и завтрак, – бормотал он, внимательно смотря, чтобы не поранить босые ноги об очередной камень. – Может хоть у поросей удастся картохи стащить…
С этими мыслями Ири и бегал туда-сюда, пока бочку не наполнил. Когда же он с трудом вылил последнее ведро и с трясущимися от усталости руками и ногами сел прямо на землю, его тут же окатили вонючими помоями.
– Мамуля,
