развертывать агитационную работу, но у нас в отделе условия для этого тяжелые. Народ собрать на беседу буквально невозможно: девчонки убегают гулять, либо обедать, им ничего не интересно, идет война, а они только и толкуют, что о шестимесячной завивке или о чем-то подобном. Инженерный состав сам все читает и следит за печатью, а доклады у нас делают не специалисты, поэтому им, естественно, не интересно: уходят и занимаются своими делами.
Надо кого-нибудь приглашать.
13 июля 41 года
Уже каждый день сообщают, что на фронте ничего существенного не произошло. Видимо, готовится большой удар, или немцы отдыхают.
Где-то читал в литературе, что красный закат солнца – это к войне, если так, то солнце сегодня заходит красным, и крови будет много.
От Любы ничего нет, и мама не пишет, хотя я ей отправил открытку.
Где-то за Ораниенбаумом, как и вчера, идет артиллерийская стрельба. Пока редкие выстрелы, а могут быть разрывы падающих бомб.
17 июля 41 года
От Буськи никаких вестей, от мамы получил открытку.
На фронте без перемен.
Сегодня введен институт комиссаров в армии и флоте.
С 18 июля в Ленинграде, Кронштадте и Петергофе введены карточки на продукты.
Военнослужащие переходят на бесплатное довольствие.
23 июля 41 года
Москву бомбили 21 июля, прилетело больше 200 самолетов, из них около 20 сбито, просто безобразие: на таком расстоянии и допустили бомбить столицу ведущей республики.
Товарищ Сталин назначен наркомом обороны.
На фронте никакого движения: ни туда ни сюда, по сводкам – идут упорные бои.
Получил от Любы два письма, пишет, что устроилась у хорошего хозяина, на станции Лом, разъезд Ваулова, Ярославской области, деревня Сайготово. Послал Любе денег: 100+180+200+150 руб.
Маме дал денег 250 руб. и послал почтой 100 руб.
Шуре послал 120 руб за Любины валенки, пишет, что бежала из Минска с одним чемоданом.
Меня назначили в ополчение, с кораблями пока неплохо.
24 июля 41 года
Ожидаем, что немцы применят газы. Это явствует из секретных документов, захваченных на фронте. Так передают по радио информсообщения.
Москву, говорят, еще бомбили два раза, скоро будем Берлин бомбить.
На фронте идут упорные бои. Да, идет большая война, много народа поубивают, многих сделают калеками, многих – несчастными. Жалко народ, даже германский и то жалко. Так нельзя жить, так жить мерзко. Я не знаю – трус я или нет, доказательств нет, надо думать, что трус, потому что побаиваюсь, но жалею народ не по трусости, а просто гибнут люди от произведенных ими же самими машин и орудий войны.
Эх, как было бы хорошо, если бы я этого не понимал, был бы чистым патриотом или националистом, но нет, воспитан не так, жалко весь народ, не взирая на национальность. Может быть это глупо, но это так.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
