воспринимают как предательство), женятся снова (еще какое предательство) и гонят детей от первого брака вон, и опять расчленяется связь времен так или эдак, так что эти дети угнездовываются где-то в другом месте: один уезжает к бабушке в Кишинев, остается там учиться петь, другая торжественно с проклятиями бежит из материнского дома к своему далекому и любимому отцу в другую державу, а там у этого папани уже третий брак и второй ребенок, и всем руководит мачеха, у которой не угнездишься.
Все идет и идет строительство, тащат соломинки, прутики, связывают своими волосиками, слепляют собственной слюной или еще чем попало, спермой, как-то оно должно продержаться, закрепиться, хоть поцелуями в локоть, в пальчики, в шею, это она, новобрачная жена, его целует, мы на свадьбе, она не отрывает от него взгляда, ежеминутно его теряет, он ее зовет Кунька, она его Мулява, и свадебные гости, женщины, по обычаю зорко вглядываются в его лицо, ищут там что-то, нечто необходимое, затем заключают единодушно: «Я бы тоже на нем женилась», – о эти плотские, пошлые, невинные словесные утехи, платонические скабрезности тех, кого называют увядшими (но они только внешне увяли, свадебные женщины, а внутри себя они не знают возраста, ум их не стареет, до маразма и забывчивости далеко, стало быть, сознание ясное, свежее, зоркое на мелочи, но не сказать чтобы юное).
А вот юное сознание, в отличие от зрелого женского, ничего не понимает, что и видно на примере невесты: попросту инстинктивно, вроде муравья или травинки, это сознание тянется к пище, свету, теплу, к защите, задирает для совокупления что там имеется, пестик, тычинку, дырочку, ждет наслаждения, клонится под тяжестью плодика, а понятия о будущем никакого, предусмотрительности ни на грош, ничего, никого не щадит, совершает немыслимые по цене переговоры через океан, плачет по телефону матери, причем быстро просит ей перезвонить, жалуется, что денег нет, а сама клянет, обвиняет, требует, не кладет трубку, так что потом мать не в силах будет заплатить по счетам, и дочь заплачет, услышав очень скоро равнодушный голос автоответчика, и никто не поднимет трубки…
А вот уже история молодых: оба прошли через распад времен, одна любила одного, другой другую, эти другие покинули гнездо, оставив тех в одиночестве. И она рыдала, просила, жаловалась, а он не рыдал, не просил, ничего не говорил вслух, но тоже остался ни с чем. Их покинули.
И вдруг они посмотрели, оставшиеся, друг на друга и слетелись, слились воедино, нашли утешение хоть какое-то, два отщепенца, два прекрасных отброса, отринутые своими любимыми как падаль, покинутые.
Свадебный хор все примечает, как они цепляются друг за дружку («Посмотрите! Посмотрите только!»), но молодой муж как-то тоскует, явно уходит от гостей, уклоняется (что ли они ему немного осточертели?), и молодая жена его ищет по всему дому, выводит как доказательство опять и опять на лужайку, напоказ хору собравшихся, целует его руку, локоть, как уже было сказано, покрывает мелкими материнскими поцелуями свое, мужнее, ей теперь принадлежащее по праву, лицо. Он согласен, да. Он нежно окликает ее, Кунька,
