ак все? А ты – такой же, тебя не отличить, на горизонте не расступается море, и за тобой никто не следует. Куда-то идти ещё сорок лет ты обречён в одиночестве. Может быть, конечно, ты не сам, есть я, есть они, все мы здесь ищем кого-то. Ищем друзей, идеи, знания, приключения, алкоголь, ищем себя.
Если бы я родился у моря, вероятнее всего, я бы стал моряком. Вышло так, что мне не хватило примерно ста километров. В детстве я обожал карты, истории о пиратах, рассказы о дальних странах, грезил далёкими островами и мечтал откопать сокровища. Часами разглядывал политическую карту мира в надежде найти незнакомое место, спрятавшийся от меня далёкий берег, хотя помнил названия буквально всех стран, неоднократно «побывав» там уже по несколько раз. Вскоре я вырос и всё-таки оказался на море. Этим чудным городом стала Одесса. И вот шёл без малого шестой год моего там нахождения. Естественно, я уже понимал разницу между Большой и Малой Арнаутской, неоднократно исколесил Трассу Здоровья, успел пожить на Черёмушках, и уже жил на Таирова, а когда в маршрутке передавали через меня оплату, я без смущения просил остановку на Кустанайской, не переспрашивая названия улицы. Помню себя первые месяцы в городе, приходилось считать остановки троллейбуса от Пятой станции, чтобы не проехать: Судостроительная, Лунина, Вымпел…
Мне казалось, я полюбил этот город на столько, на сколько, конечно, может любить его тот, кто в нём не родился и одесситом не считается. Без лишнего романтизма и иллюзий, на столько, на сколько, конечно, без них может обойтись молодой индивид, я просто жил, как один из миллиона. Наступило время, когда осталось позади беззаботное студенчество и юношеский максимализм, а вагон с планами и чёткими координатами «что делать дальше» ещё не был найден на длинном перроне одесского вокзала с тупиком.
Год с лишним после защиты диплома магистра прошёл, как по инерции, новое место, новые знакомые, новые обязанности, только я оставался старым. Новый этап взросления ломал меня, новая среда обитания требовала более покладистого характера, более серьёзного отношения к действительности, но я всё ещё сопротивлялся. Попутный ветер пока что дул в спину. Как говорится, везёт тому, кто везёт. Вот и мне хотелось верить, что на поднятых парусах я далеко уйду. А жизнь не видит упёртых, она иногда проходит мимо них.
На Приморском бульваре, под бой часов и звуки «Белой акации» пролетел целый год. Мимо томно проходили гуляющие, угрожающе проезжали инкассаторские машины, привычно периодически менялись охранники отделения банка, а постоянные клиенты добровольно, но нехотя расставаясь со своими кровными, тянули ярем оброка новых дней, другие же, приезжие, сошедшие с круизных лайнеров гости города меняли частенько у нас валюту. Время шло от девяти до восемнадцати, ранний уход не приветствовался, ранний приход не засчитывался, мог хоть ночевать там, главное – не опаздывать. Тогда-то я стал понимать, что единственным приятным моментом в нелюбимой работе является перекур, а кто не курит, тот работает. Но справедливости ради отмечу, здесь я повстречал отличного друга и единомышленника, и признаюсь, мне страшно неловко и стыдно, что спустя годы я потерял эту тонкую нить нашей дружбы. Остальные, немногим десять человек отделения банка, стали моей маленькой семьей.
И времена меняются, и ветер становится штормом. Хотели перемены к лучшему, а получили кризис. Никому не нужен доллар по двенадцать, тем более который даже нельзя найти и купить. Люди чувствуют беду, снимают деньги со счетов. Ведь заработали их трудом и потом. И как им отказать, как убедить, что всё будет хорошо, если сам знаешь, что не будет? Семья Приморского отделения распалась. Из банка я ушёл, прихлопнув дверью. Не только потому, что мне не нравились рубашки белого цвета и зелёные галстуки. Цвет не имеет значения, когда петля туго затянута. Давно уже пришло время. А потом и эта война началась.
Лето становилось жарким. Одесса тянула всех к морю днём, а после сумерек оживали весёлые, яркие и пьяные кварталы центра. Холодное пиво тёплыми вечерами в переулке Чайковского выполняло нам ритуал разогрева перед долгим снованием по людному городу, плавно пустевшему к полуночи. Кто не «имел продолжение», ехал домой последними маршрутками, чтобы не тратиться на такси, кто-то задерживался в центре с ограниченным бюджетом, позволявшим вернуться «на фаре», остальные счастливчики, сумевшие уцепиться за праздник жизни и алкоголя, пировали всю ночь на пролёт и заканчивали торжества, встречая утро в клубах. А пока дети ещё не спят, по Дерибасовской и Екатерининской, Приморскому и Ласточкина, на Соборной и Греческой, словно по венам, плавными потоками двигались загоревшие и постепенно пьянеющие искатели приключений. Ярмарка на Дерибасовской прижилась с зимы, освежающий сидр к лету сменил горячий глинтвейн. Смешиваясь с шумом толпы, издали доносилась бессмертная классика, объединявшая в те моменты пронзительную скрипку и бодрящий саксофон, из кухонь бесконечных ресторанов официанты заботливо выносили разные яства и напитки на любой вкус, а затем со столов с любовью и почтением собирали щедрые чаевые. Музыкальную перекличку на Потёмкинской подхватывал гитарист, смешавший в репертуаре Егора Крида и давно забытый Animal Джаz, а у Горсовета молодая девушка радовала слух звуками флейты.
