имел в виду твое искусство.
– Так ты с ним согласна?
– Я такого не говорила. Мы с папой любим то, что ты делаешь, и ты это знаешь.
– Подожди-ка, ты и папе рассказала? Ему и так сейчас не просто.
– Но он тоже хочет быть в курсе событий.
Я вздохнула:
– Вот уж точно, кто рано встает…
Мама обвела рукой все картины, развешенные по стенам гостиной. Они были щелочками во внешний мир, которые, хоть и не впускали свет, но стирали ощущение закрытого пространства. Я рисовала оживленные места вроде Таймс-Сквер и Лас-Вегас-Стрип и умиротворяющие пейзажи вроде французских пригородов или зеленых утесов Ирландии. Правда, знакомы они мне были только по фотографиям. С самого переезда я начала завешивать эту стену картинами и уповать, что они пробудят в маме жажду путешествий. Но в действительности пользы от них было мало. Возможно, именно из-за них мама никуда не выходила – зачем, если весь мир и так был перед ее глазами.
– Только посмотри, какая ты талантливая, – сказала она.
Изображения выглядели очень реалистично. Но разве не об этом говорил мистер Уоллес? В них не было ничего уникального. Ничего личного. Просто копии. И что я чувствовала, глядя на них? Говорят, настоящие художники своим искусством могут заставить зрителя чувствовать порывы ветра на лице и остроту воздуха на языке. Мои картинки напоминали фотографии из путеводителя: побывать внутри них хотелось, но воздух оставался безвкусным.
Вероятно, в словах мистера Уоллеса был смысл. Но, думаю, у меня еще был шанс все исправить.
– Мне нужен опыт.
– Ты рисуешь, сколько я тебя помню, – отметила мама.
– Нет, я о жизненном опыте. Что нужно пережить, чтобы найти глубину, найти свою душу? – Я должна найти озарение в жизни, а не в чужих рисунках. И не только озарение, эмоции тоже.
– По-моему, у тебя замечательная душа, – заверила мама.
Я томно прикрыла глаза.
– Ты моя мама, тебе приходится так говорить. Но я серьезно. Мне нужно что-нибудь с этим сделать. Видимо, даже много чего-нибудь. Но чего?
– Что бы ты хотела в себе воспитать? – спросил дедушка.
Я задумалась и начала постукивать пальцами по подлокотнику. Мой взгляд скользнул в сторону дедушки. Не многих людей в этом мире я люблю так же сильно, как его. Но что в нем я люблю больше всего?
– Отвагу. Как у тебя, – решила я.
– У меня? – спросил дедушка.
– Да, ты говоришь что думаешь, невзирая на мнения окружающих. Ты умеешь отстаивать свои взгляды. Где ты этому научился?
– В лагере для новобранцев у меня был по-настоящему злобный сержант-инструктор по строевой подготовке.
– Так мне идти в армию? Шагать следом за тобой и папой?
Он кивнул.
– Однозначно. Как только исполнится восемнадцать. Армия сделала меня мужчиной.
– Ты хочешь, чтобы я пошла в армию и стала мужчиной?
Дедушка заворчал:
– Не делай вид, что воспринимаешь
