я помню одно твоё письмо мне – из твоей командировки. Что-то такое… «Дипломатические отношения с суверенными единицами должна поддерживать ты. Надеюсь, не без гордости будешь проводить нашу внешнюю политику. Только не забывай при этом принцип взаимной заинтересованности».
Оба, и Михаил Сергеевич, и Раиса Максимовна, рассмеялись.
– Как давно это было, Захарик. И, вместе с тем, как недавно!
– Но, Ми! – воскликнула Раиса Максимовна, снова возвратясь в сегодняшний день. – Я думала, что этап коммунальных квартир давно канул в Лету! А получается, всё возвращается на круги своя. Вот уж не предполагала на старости лет опять попасть в коммуналку!
Михаил Сергеевич обнял жену за плечи и скорбно поджал губы.
– Захарик, мы с тобой столько пережили всяких катаклизмов и поворотов судьбы, что, может быть, процесс ещё пойдёт в другую сторону, благоприятную для нас, – не совсем, правда, уверенный в этом, проговорил Михаил Сергеевич. – Наверное, это я во всём виноват. Виноват в том, что вот сейчас мы с тобой, Захарик, сидим в этой комнате коммунальной квартиры.
Раиса Максимовна молчала.
– Помнишь, Ми, первые годы перестройки, мы с тобой в Италии… – начала она. – Миланцы приветствуют нас, скандируют: «Гроби, Гроби!» И у нас с тобой… Я помню это, Ми: у нас с тобой на глазах были слёзы. Слёзы радости, какой-то сопричастности… Ты повернулся ко мне и сказал: «И ради этого тоже стоило начинать перестройку!» – Раиса Максимовна с долей грусти посмотрела в глаза мужу: – Ми, скажи честно, если бы тебя вот сейчас спросили: стоило ли затевать перестройку, что бы ты ответил?
Михаил Сергеевич долго сидел молча, поджав губы.
– Ну, Захарик, – наконец сказал он. – Кто же мог предположить, что процесс пойдёт так далеко?
Уже поздно вечером Ёлкины услышали тихое поскрёбывание в свою дверь. Когда Наина Иосифовна открыла, на пороге стоял Софка. В руках он держал старенький деревянный стульчак.
– Я извиняюсь… – сказал он. – Вот… Не требуется? Подешёвке отдам.
– Да-да, конечно. Сколько?
– По старым ценам за полсотни. Значит, теперь – два с полтиной.
– И за два сойдёт! – выглянул из-за спины Наины Иосифовны зять Лёша и взял у Софокла стульчак.
Софка согласно кивнул.
Когда минут через пятнадцать Наина Иосифовна вышла в коридор, то увидела, что с таким же стульчаком Софокл скребётся в дверь к Гробачёвым.
По закону бывшим президентам, ушедшим в отставку, полагались телохранители. Были они выделены и Ёлкину с Гробачёвым. Правда, обе четы не без оснований полагали, что эти церберы по совместительству ещё и зюзюкинские агенты, и по ночам поставляют куда следует сведения о своих подопечных.
Телохранитель Ёлкина, за неимением свободных помещений в квартире поселился в кладовочке, а телохранитель Гробачёва – на антресолях. Для этого соседям пришлось предварительно их освободить от накопившегося там хлама.
Горячее сердце
