ц высшего общества, прекрасная креолка за несколько дней стала самой модной красавицей, которую стали отчаянно зазывать во все парижские салоны.
Темна, словно ночь, розовая, как восток, с глазами, полными молний, и чувственными губами, госпожа де Розан своими взглядами, улыбками влекла к себе не только мужчин, но и женщин. И поэтому, стоя посреди какой-нибудь гостиной, она походила на планету в окружении звезд.
О ней говорили, что она одержала тысячу побед, не зная ни единого поражения. И это было правдой. Живая, пылкая, страстная, она, сама, возможно, того не желая, была вызывающе красива. И если в ее облике было немного явного кокетства, то совсем чуточку. А если она, как говорил, проявляя больше образность, чем хороший вкус, Камил, и позволяла мужчинам позабавиться багателью перед дверью, она умела останавливать их даже раньше того, как они ступали на порог. Секрет ее добродетели заключался в ее любви к Камилу. И позвольте нам мимоходом отметить, поскольку мы полагаем, что для этого сейчас самый удобный момент, именно это и является секретом добродетельности женщины: когда сердце любит, тело остается чистым и неприкосновенным.
Такова была госпожа де Розан: она была влюблена в своего мужа. Более того, она его обожала. Конечно, признаем, что объект ее обожания того не заслуживал, особенно если вспомнить то, о чем мы поведали вам в предыдущей главе, но ее вполне могут понять те, кто не забыл тот внешний лоск, ту привлекательность, которыми природа наградила Камила при его рождении.
И мы видели на протяжении нашего повествования, как Камил, молодой, красивый, скорее капризный, чем благородный, скорее забавный, чем остроумный, в достаточной мере отлакированный парижской жизнью и в то же самое время легкомысленный, фривольный, взбалмошный, веселый до безумия, сумел понравиться всем женщинам и в частности одной девушке, одновременно апатичной и страстной, жаждавшей наслаждений и с нетерпением их ожидавшей.
Таким образом, все победы госпожи де Розан были выдуманы. Она преданно складывала к ногам своего мужа всю завоеванную ею славу. Но мы чуть дальше увидим, почему эта влюбленная и пользующаяся таким успехом креолка оставалась, несмотря на славу, в такой глубокой тоске, что можно было предположить у нее какой-то тайный недуг души или же тела. Это было замечено в нескольких салонах: все обратили внимание на ее бледность и черные круги под глазами. Одна ревнивая помещица стала уверять всех, что у креолки больные легкие. Один отвергнутый влюбленный пустил слух, что у нее есть любовник. Другой оказался более милосердным и обнаружил, что муж поколачивает ее. Некий врач-материалист стал обвинять, нет, скорее жалеть ее за то, что она слишком строго сохраняет супружескую верность. И наконец, у всех было свое мнение на этот счет, но все они были далеки от истины.
А теперь, если читателю угодно будет проследовать за нами в спальню молодой красивой женщины, он узнает через несколько минут, если он ни о чем еще не догадывается, тайну этой грусти, которая начала серьезно беспокоить весь Париж.
Вечером того дня, когда состоялись похороны господина Лоредана де Вальженеза, то есть спустя сутки после сцены, о которой мы рассказали в предыдущей главе, жена Камила де Розана, утонув в кресле, обтянутом розовым бархатом, занималась самым необычным делом, которым может только заняться красивая женщина в своей спальне в час ночи. В то время, когда любая другая женщина возраста и красоты несравненной Долорес должна была бы лежать в постели с лицом, полным мечтаний и с многообещающей улыбкой на устах.
Сидя перед маленьким лакированным китайским столиком, она была занята тем, что заряжала пару прелестных пистолетов с рукояткой из черного дерева и стволами из дамасской стали с золотыми насечками. В ее красивой мраморной ручке пистолеты эти смотрелись довольно необычно и странно.
Зарядив эти пистолеты с правильностью и четкостью действий, которые сделали бы честь директору тира, госпожа де Розан проверила работу курков. Закончив эту проверку, она положила пистолеты по правую руку, а в левую руку взяла маленький кинжал.
В руках красивой креолки этот кинжал не выглядел опасным: ножны его были сделаны из серебра с золотой чернью, прекрасно изваянный стальной набалдашник был умело инкрустирован драгоценными камнями. Таким образом, это произведение рук золотых дел мастера походило скорее на дамское украшение, чем на смертоносное оружие. И все же при виде молний, которые полыхали из ее глаз, когда она смотрела на лезвие кинжала, становилось как-то не по себе, и трудно было сказать, что сверкало более опасными лучами: кинжал или ее глаза.
Проверив кинжал столь же тщательно, как до этого она осмотрела пистолеты, Долорес положила его на столик, сдвинула брови к переносице, уселась поудобнее в кресло, скрестила руки на груди и погрузилась в задумчивость.
В этой позе она просидела почти десять минут. И тут в коридоре, который вел к ее спальне, послышались звуки знакомых шагов.
– Это он, – сказала она.
И проворно выдвинула на себя ящик
