ракушки, а клыки диких зверей, добытых мной на охоте. Преисполнившись отваги и гордости, я шествую по пляжу походкой хищной кошки (что не так-то просто на рыхлом песке), и если ко мне пристают какие-нибудь дети со своими глупостями, я молча обдаю их холодным презрением, как подобает охотнику и воину, много повидавшему на своем веку. А что видели они кроме решетки детского сада?
Земля, будучи плоской, все-таки круглая. Она крутится вокруг солнца, которое крутится вокруг другого солнца, которое… Вокруг чего, в конечном счете, все это крутится? Это невозможно себе представить. Это вызывает ужас. Ты такой маленький, жалкий и беспомощный, тебя поймают и высушат, как ты поймал и высушил краба (ну и вонища от этого краба, будь он неладен!).
– Мама!
– Спи, заяц.
– Я боюсь.
– Кого?
Ну как я могу ей признаться, что боюсь бес-ко-неч-ности? Она же меня засмеет!
– Я боюсь Бабу-Ягу.
– Не бойся. Баба-Яга – плод воображения.
– Что же, разве она – фрукт?
Мама смеется белой голубизной зубов, я – всем рвущимся наружу страхом. Утробно хохочут лягушки в заброшенном котловане за окном, еженощно они там хохочут, кишмя киша.
Я тычу пальцем:
– Настоящая квакофония!
На утесе горючем растет одинокое дерево. Это дерево воображения. Листья у него – как крылья бабочек «павлиний глаз». Когда дерево зацветает, оно поет и смеется, а когда созревают плоды, они бывают похожи на ананасы и на древних ящеров, только маленьких и очень задумчивых…
Мама дремлет на деревянном лежаке, прикрыв лицо платком. Самое время куда-нибудь улизнуть. Такой длинный-предлинный пляж, и кругом люди и люди, а тебе совершенно необходимо исполнить священные танцы. Дело это серьезное. Требуются одиночество и сосредоточенность. Но пока ты бежишь вдоль воды, невозможно устоять перед соблазном плюхнуться в нее, схватить пучок водорослей или медузу, издавая победные вопли.
Наконец, найдено подходящее место, как бы нарочно отгороженное камнями и кустарником. Можно начинать. Чувство восторга и беспокойства, словно сделал что-то запретное и сейчас тебе за это влетит. Но ты начинаешь. Сперва медленно, ритмично притопывая, потом чуть быстрее, воздевая руки, прыгая с ноги на ногу, и вот уже ты крутишься, приходя в неистовство, перекатывая голову с плеча на плечо, распевая во все горло на одному тебе известном языке.
– Поплывем?
Синие глаза – в глаза. Плечи струятся. Черные кудри – россыпи бриллиантов.
– Я не умею.
– Не нужно уметь. Плыви себе, да и все. Доверься воде.
– Но я же не рыба. И не надувной матрас.
– Там разберемся.
– Но я могу утонуть!
– Когда ты лазаешь по деревьям, разве ты боишься
