шаманизма и его наследия – ритуалов посвящения и обрядов инициации; в контексте же личностной истории, Животное претворяет собою своего рода расщепление души на определённое количество частичек, которые как раз и являются ещё одними архетипическими образами, побеседовать с которыми нам пока так и не довелось. Животное начало – это разрыв со старым комфортом, целостностью и гармоническим внутренним строем, который пестовали в нас родительские узы и семейные традиции.
В таком случае уместно возомнить, на кой чёрт тогда рушить психическую цельность, если целое испокон веков ценилось всегда выше раздробленности? Такие розмыслы легко парируются тем простым фактом, что, коли уж целое – это состояние умиротворённого блаженства, почему тогда столь многие по своей собственной воле, без принуждения соглашались пробуждать в себе внутренний мир; почему Гаутама Сиддхартха объявил войну своим множественным страстям; почему каждый подросток так и рвётся вступить со своими родителями в конфликт? Во всех вариантах проигрывается один и тот же сюжет – это нарушение невесть как сложившегося в раннем детстве психического уклада, дабы уже самолично, со всей полнотой осознанности выстроить новое устройство таким, каким оно сможет удовлетворять нас куда в большей степени. Ответ на вопрос, почему же в один период жизни мы так и стремимся превратить свои действия в разрывающее наше психическое единство долото, состоит не в укрывающемся за флёром пресловутой периодизации половом созревании, а в той истинной причине, что едва ли когда-то будет своевременна кому-то известна – во всех расчленяющих поползновениях мы следуем одному единственному мандату, прописанному в нас ничем иным как архетипом Животного, а этиологические мифы идеально подкрепляют действующий внутри закон тем, что многими сказами, демонстрируется превращение из человека в животного, как результат влияния архетипических божеств13.
Мифология Женственности
Наконец проснувшись от столь затяжного сна и избавившись от того остова детской неосознанности, нам открывается пожалуй самая великая способность, о которой, как мне кажется, животные только и могли бы мечтать – это самостоятельно выстраивать собственную судьбу. И на проектировании своего бытия как раз и зиждется различие между состояниями ещё пока спящих архетипов и уже пробудившихся. Животное (здесь я имею в виду не образ, а реально существующего представителя фауны) склонно к следованию лишь первичным надобностям и тем потребностям, что играют какую-то значимость в жизнеобеспечении; остальных же желаний, вроде развития культуры или проявления интереса к загадкам мироздания, дикий зверь не испытывает и не может испытывать, так как обременён примитивными страстями. Для человека же, примитивность оказалась преодолимой; удовлетворив самые элементарные влечения к пище и безопасности, разум тут же неугомонно начинает искать, чем бы таким себя занять, чтобы столь универсальная мыслительная
