совершенно растерянный оператор, не удержался – пискнул у виска невозвращенца своим вэйк-аппером. Никакого результата. Что и требовалось доказать.
– Янтарь. Кириллица. Эдельвейс.
Ноль реакции. Никакого проблеска в открытых, устремленных на потолок глазах.
– Номер четыре! Четвертый! – снова принялся теребить оператор своего подопечного. – Дис! Ди-ис!
Одиссей, – вспомнил доктор Ларри полное имя участника. И тут же невольно вздрогнул, услышав за спиной вкрадчивый тихий голос. Оказывается, все это время доктор Голев был тут. Сидел в глубоком кресле, вполоборота развернутом к окну, и рассматривал что-то на экране слимбука.
– Ну и что ты на это скажешь? – спросил доктор Голев, поймав взгляд коллеги. – Сбежал от нас хитроумный Одиссей. Нашел способ! Вот уж воистину: имя нареченное есть пророчество…
– Только не говори мне, что он будет странствовать двадцать лет, – хмыкнул доктор Ларри.
– Сенбернар! Октопус! Синекдоха! – на последнем издыхании надежды заклинал оператор, темнокожий араб Закария. Доктору Ларри он всегда чем-то напоминал верблюда – царственно-умиротворенного и как бы слегка надменного, хотя и вполне себе добродушного. Сейчас, правда, от его верблюжьей невозмутимости не осталось и следа. В глазах – полное непонимание, по вискам струятся капельки пота. На верхней губе, украшенной пижонскими усиками, выступила испарина.
– Он может странствовать и дольше, – качнул головой доктор Голев. – Взгляни сюда. Ты раньше это видел?
– Что – это? Дневник?
Ларри взял в руки протянутый ему слимбук с открытой на экране фотографией. Фотография сияла тремя улыбками. Сам Одиссей – сухопарый плечистый парень лет тридцати пяти, миловидная женщина того же возраста и девочка-подросток. Женщина и девочка очень похожи между собой, обе сероглазые, светловолосые. У женщины волосы рассыпаны по плечам, а у девчонки собраны в высокий конский хвост. Одиссей обнимает обеих за плечи. Он смеется, он счастлив.
– Конечно, видел. Семья Одиссея. Незадолго до.
– Ты полистай, полистай. Может, что-то необычное заметишь, чего раньше не замечал.
Доктор Ларри пожал плечами, но возражать не стал. К нему присоединился и верзила Закария, вытянув длинную шею и заглядывая в слимбук через плечо доктора.
Записи. Записи. Фотографии. Снова записи, снова фотки. На каждые две-три записи, сделанные в период трехнедельного подготовительного тренинга, приходился как минимум один фотоснимок. С изображением женщины и девочки, женщины или девочки, женщины с Одиссеем, девочки с Одиссеем, всех троих…
Эти снимки, равно как и эти записи, доктор Ларри видел много раз. Сейчас ничего нового к ним не прибавилось. Ни единой строчки, ни единой новой фотографии.
Оторвавшись от слимбука, доктор Ларри вопросительно взглянул на Голева.
– Turnover, – подсказал тот.
