Спальные районы с облезлыми многоэтажками стояли около вокзала, на который я приехала после пробуждения в двухэтажном деревянном доме 1937 года. На втором этаже в трехкомнатной квартире на скрипучем диване в старой комнате. Чисто, пахнет блинчиками и счастливым детством. Такие родные ковры и графин с водой на кухне, что я почти вспомнила, как бегала здесь за котом Маркизом и вырезала наряды для бумажных кукол. Старшие сестры впервые дали попробовать мне хуба-бубу и показывали, как надувать жвачку. Если не выйти отсюда, я точно загрущу, пусть светлой грустью, но загрущу. Взяла темно-синий плащ с вешалки и вышла на улицы неприветливого города.
Машина довезла меня до этого вокзала, где я сейчас и стою. Спустилась в метро, где отвратительно пахло, валялся бомж и женщина просила милостыню. В этом холодном переходе я и поняла, что каждый житель притворяется. У всех такие сложные лица, быстрая походка и тяжелая сумка в руке. Они будто спрятали в ней все, что связывало их с истиной. Раз уж все здесь такие, то почему бы и мне не стать другой версией?
Когда я добралась до центра, мои глаза будто превратились из карих в зеленые, знаете, как в фантастических фильмах, где прическа меняется за пару секунд или герои видят перед собой летающие вопросы. И вот неприветливая я в неприветливом городе с неприветливыми людьми. Я зашла в кофейню, заказала латте, села за столик и открыла книжку. Громко отвечаю на вопрос какому-то парню, который попросил сдвинуть сумку. Не смотрю по сторонам, не стараюсь кому-то угодить. Мне будто нравится иностранная электронщина. Под моим плащом пижама, но мне плевать, точно так же, как все равно на запутанные волосы и невыщипанные брови. Раздеваюсь, закидываю ноги на сидение, будто дома, а не в кафе. Тут все такие модные, ну а что, и я тоже модная. Говорю, что болею неврозом, а еще, что у меня запущенная депрессия. Заказываю черный кофе, спрашиваю, можно ли тут курить. Мне неодобрительно качают головой, выхожу на улицу без вещей, болтаю с тем парнем, вызывая у него смешанные чувства. Вижу, что я с его эмоциями, как Энни Лейбовиц с фотоаппаратом:
– Привет, тебе что, почти тридцать?, – спрашиваю обвинительным тоном
– Нет, всего лишь двадцать пять, – оправдывается он
– Ого, у тебя классный пирсинг!
– Спасибо, мне..я…
– Молчишь ты лучше, чем говоришь, – резюмирую я.
– А ты что тут делаешь, учишься?
– Я здесь разговариваю с каким-то непонятным типом и хочу скорее докурить
– Ты противная, – делает вывод мой минутный бойфренд
Целую его в щеку, выдыхаю последний дым, захожу обратно. Сажусь и стараюсь игнорировать его взгляды. Вот я с серьезным видом читаю про нитроглицерин с опилками, из которых получается взрывчатка. Что-то записываю в блокнот не своим почерком, притворюсь, пожалуй, писателем.
– Так чем ты занимаешься?
– Пишу
– Прямо сейчас? А что пишешь?
Вот таким
