назовете мне, наконец, номер его квартиры, сударыня!
Эта дерзкая выходка ужасно обидела привратницу.
– Четвертый направо! – отвечала она ему сухо, и пока Поль шел по указанной лестнице, обиженно ворчала себе под нос:
– Погоди же, невежа, придешь еще раз, так я тебе и отвечу…
Поднявшись на самый верх, Поль увидел указанную дверь и, так как звонка на ней не было, постучал.
– Войдите, – громко ответил ему молодой, густой бас.
Поль отворил дверь и вошел в комнату художника.
Андре жил в очень маленькой, но чистой, скромно и со вкусом убранной квартирке.
Главное убранство ее составляли картины, эскизы, модели из глины. Прекрасное зеркало над камином в резной ореховой раме и низкий диван, покрытый тунисским ковром, были единственной роскошью в этом жилище.
Возле дивана, лицом к окну стоял мольберт с начатым портретом, наполовину задернутым зеленой тафтой, а перед мольбертом с кистью и палитрой в руках стоял сам Андре.
Превосходно сложенный высокий, с коротко остриженными волосами, черноглазый и черноволосый, с очень смуглой кожей, в сравнении с Полем он, конечно, проигрывал, но зато в чертах его лица читалось то, чего недоставало Полю – огромная сила воли. Встретив это лицо, не скоро забудешь его. В нем было то, что редко встречается в среде художников – естественность и простота манер, аккуратная строгость, даже некоторая изысканность костюма.
При виде Поля он отложил в сторону палитру и краски и, сделав несколько шагов навстречу, радушно протянул ему руку.
– А, наконец-то! – пробасил он, – что это вас так давно не видно нигде?
Столь дружеская встреча несколько смутила нового ученика школы Маскаро, и он поспешно ответил:
– Так ведь все неудачи были, заботы…
– А Роза? Надеюсь, о ней вы сообщите более приятные вести? Что она, все такая же хорошенькая?
– Такая же, – рассеянно отвечал Поль. – Вы меня извините за то, что я с таким опозданием пришел заплатить вам свой долг…
Художник беспечно махнул рукой:
– Стоит ли говорить о таких пустяках! Будьте, пожалуйста, без церемоний, и, если для вас это обременительно, то я могу подождать.
Эта простая дружеская фраза показалась Полю обидной, он почему-то услышал в ней не дружеское участие, а оскорбительное сострадание к его бедственному положению, но главное – эта фраза служила очень удобным поводом для рассказа о том, что прямо-таки рвалось наружу из Поля.
– О, в настоящее время, – начал он тоном заправского фата, – для меня это не обременительно. Правда, одно время мне было очень тяжело, но сейчас я получил место на двенадцать тысяч в год!
Он воображал, что такая цифра непременно ошеломит бедного художника, вызовет у него восклицания зависти и изумления, но, не встретив с его стороны ничего подобного, добавил:
– В мои годы – это недурно.
– По-моему, так
