четвертый на веревке. Увидел замурзанную от слез ее рожицу, просидевшую одна три часа. Без штанов, рубашечка надета вниз воротничком. Написала в штаны, сняла их и бросила в ванну, а туфельки – аккуратно на стул. Бегала босиком, разбросала семена. В общем, веселилась, пока не поняла, что папы с мамой нет.
И вот их нет, а я живу.
Когда-то случайно встретил ее в институте, молодую и светящуюся будущим счастьем, и мы сразу ощутили себя родными. Это внезапное раскрытие друг другу нас, родство незнакомых было странным, словно мы знали друг друга с детства. Неужели это присуще только связи мужчины и женщины?
Зачем надо было строить целую жизнь с женщиной, хотя и встреченной случайно? Безоблачное счастье – это сиюминутное блаженство, а дальше начинается жизнь. Нет такой любви, которая бы поглощала целиком. До конца близкими мы не могли быть. Хотя бы потому, что у каждого свой организм, и его болезни каждый переносит сам, да и умирание перемогает сам, и это разделение неустранимо. Мне нужен был выход в безграничный утренний мир. Там я не был одинок!
Но жизнь оказалась совсем другой, полной тяжелых испытаний. А сколько было других переживаний, ревности из-за, якобы, моих измен, и страха нищенства! И всегда она держалась с достоинством, с решимостью вынести все несчастья.
Жена была для меня естественной необходимостью. С семьей легче было пережить крах моей общественной деятельности, о чем скажу позже. И снова пронзило: твое внутреннее благородство и красоту никто никогда толком не почувствует, об этом знаю только я! И унесу в могилу один. Как и другой знает самое лучшее в родных – только он.
Но теперь, в мириадах смертей это уже казалось не важно.
Во мне было чувство личной катастрофы, когда стремительно уходит вдохновение, метафоры не взлетают из натурально видимых вещей, в памяти исчезают нужные слова, имена, остается лишь некий ржавый остов опыта. Все, что буду делать дальше, это зачем-то поддерживать свои жизненные силы, приближаясь к животному существованию. Жить в состоянии овоща, из которого не хочется вылезать.
____
Мы словно оказались в квантовом мире, где пространство и время свернулись. Время остановилось, и стали видны его атомы, как застывшие песчинки в песочных часах. Но было живо и болело то, что нас создало, когда смотрели на фотографии предков, исчезнувшей родни, болело и от памяти о погибшей цивилизации.
Но почему-то во мне живет, впервые увиденная в младенчестве, заря над полем, в первой измороси, а за бугром поля чудится первозданная земля. Древних египтян, греков или римлян, или начала времен? Удивительно, меня поддерживает некая надежда на невероятные возможности нового начала истории.
Почему я пишу эти записки? Мнение, что это помогает разобраться в себе, выложить все свои пороки и горести, чтобы вытеснить боль, – не совсем верно. Легче не становится.
Космическое питание, герметические упаковки и тюбики,
