этот раз праздничные гуляния посетил мэр со свитой, и он тоже говорил о положительных переменах. Михеев рукоплескал ему: как много тот сделал, как украсил город – неизмеримо лучше стал он, чем когда-то в его детстве. Как похорошел город!
Я не понимал, отчего так весело ему, и этим толпам гуляк, катающихся на лодочках по пруду, крутящихся на колесе обозрения, опадая всем нутром на спусках. Не принимали на дух саму категорию плохого в жизни. Может быть, настрадались? Но если судить по Михееву, это не так. Когда его спрашивали о трудностях в семейной жизни, он удивлял своей уверенностью:
– Я счастлив.
Михеев презирал своих сослуживцев, брюзжавших по поводу настроенных «новоделов» и фальшивых куполов. «Чего они хотят, либералы? Старую родную рухлядь им подавай!»
У него спрашивали:
– Почему ты не любишь слышать о страданиях людей? Не терпишь тяжелых фильмов?
– А зачем видеть плохое? Что хорошего?
– Но ведь это часть судьбы людей! Без знания их жизни не поймешь историю.
– А зачем мне знать такую историю? – переходил он на ернический тон. – Воспевание счастья, любви к родине – помогает людям жить. А вы Смертяшкины, по Горькому.
Почему мне претило это самодовольное восхищение всем, что радует глаз, и желание отторгнуть все неприятное, что портит настроение? Это восхищение Михеева «хорошеющим городом», или самодовольство официальной городской газеты, показывающей только строго дозированное положительное, например: «Лавочку починили по просьбе жителей», «Узоры создают под музыку», «Мы первые в мире создали вакцину, она вылечит весь мир! Антитела вырабатываются через три недели после вакцинации», сознательно отгораживаясь от трагизма существования. Что-то есть в этом однобокое и охранительное!
Почему я не любил такое самодовольство, живущее одной блаженной стороной жизни? Закрывавшее глаза и уши, когда проходит мимо несчастья.
Может быть, я аскет, видел в нашей стране лишь недостатки, а на Западе, как попрекал Михеев, нормальную жизнь? Или во мне давно исчезло чувство бездумной радости, перестал видеть оптимистическое будущее для страны и мира?
____
На этот раз никто не посмеивался над Михеевым. Наверно, если женщины и остались, то совсем другие. Без косметики – где ее возьмешь? – они, наверно, стали естественно белесыми, и пропали искусственные изощренные попытки соблазнения. И секс теперь будет простым и естественным, – наслаждением, но оно будет осознанным, будет присутствовать догадка, для чего этим наделила природа, в чем смысл этого занятия. Так было в древнем Риме, и в Средние века, когда женились, чтобы иметь детей, человек без ребенка был подозрителен.
4
Потеряв человечество, мы, одинокая кучка оставшихся людей, по-прежнему жили во дворце, только по ночам спали в отдельных кельях, слушая глухой
