его встревожило.
Следующий день был воскресным. Напомню: в церковь мы не ходили. Отец держал в ящике туалетного стола большую семейную Библию с его именем, написанным на обложке. Формально он был членом Церкви Христа – узрел свет спасения много лет назад, еще в Алабаме. Мама, несмотря на ее еврейство, называла себя «этическим агностиком». Бернер говорила, что верит во все и ни во что, чем и объясняется, почему она такая, какая есть. Я же вообще ни во что не верил, даже в необходимость веры, – только в то, что птицы летают, а рыбы плавают, то есть в вещи, которые можно увидеть своими глазами. И тем не менее воскресенье было для нас днем особенным. Никто в этот день не говорил в доме громко и помногу, особенно утром. Отец, облачившись в бермудские шорты и футболку, которые в будние дни не надевал, смотрел по телевизору новости, а за ними бейсбол. Мама читала какую-нибудь книгу, составляла учебный план на осень и записывала что-то в дневнике, который вела с отрочества. После завтрака она обычно отправлялась на долгую прогулку – по Сентрал-авеню, через реку и в город, на улицах которого ничего в этот день не происходило, да они и были почти пустыми. А возвратившись домой, готовила ленч. Я тратил воскресенья на то, чтобы практиковаться в шахматных ходах и заучивать правила игры, о которых мальчики из клуба говорили, что они составляют ключ ко всему остальному. Если ты полностью усвоишь сложные правила, то сможешь играть интуитивно и смело, как Бобби Фишер, хоть ему и было всего семнадцать лет – не намного больше, чем мне.
О том, с чем требовалось «разобраться» прошлой ночью и что наши родители целый час обсуждали в ванной комнате, никаких разговоров в то воскресное утро не велось. Когда отец вернулся домой оттуда, куда ездил ночью, я не знал. Проснувшись, я увидел его сидевшим в «бермудах» перед телевизором. Несколько раз звонил телефон, я дважды снимал трубку, однако она молчала – тоже не такое уж и необычное дело. Никто из наших родителей не вел себя так, точно происходит нечто из ряда вон выходящее. Мама отправилась на прогулку по городу. Отец смотрел «Встречу с прессой». Он интересовался выборами и считал, что коммунисты прибирают к рукам Африку, однако Кеннеди сумеет им помешать. Мы с Бернер вышли на горячий, залитый солнечным светом двор и переставили стояки бадминтонной сетки так, чтобы получить больше места для игры. Это было приятное, безмятежное утро. У гаража цвел розовый алтей. В Грейт-Фолсе решительно ничего не происходило.
В одиннадцать зазвонил колокол лютеранской «Церкви Сиона», стоявшей на другой стороне улицы, рядом с парком, по диагонали от нас, и раскрылись ее двери. Как и всегда, съехались и выстроились напротив нашего дома легковые автомобили и пикапы. Родители с детьми подходили к серому деревянному зданию церкви и скрывались в нем. Мне нравилось наблюдать за этими людьми с нашей передней веранды. Настроение у них всегда было приподнятое, они смеялись, вели разговоры на какие-то интересные им темы, о которых, как я полагал, держались единого
