ах вымолвить ни слова, ей просто не верилось в то, что где-то совсем рядом с ней может существовать такая величественная красота.
Помахивая хвостами, полицейский разъезд Курортного района, а это был именно он, прошел мимо семьи с ребенком. А Леля все смотрела и смотрела им вслед, не в силах оторваться от этого зрелища.
Родители сперва даже испугались: что это с их дочерью? Отчего их всегдашняя непоседа сидит неподвижно, словно заколдованная? Но отец, проследив за взглядом Лели, быстро все понял.
– Казачка! – рассмеялся папа. – Лошади у нее в крови.
И в ответ на взгляд мамы пояснил:
– Вот увидишь, она вырастет и станет всадницей. Кровь предков, ее не обманешь! Моего отца посадили в седло, когда ему еще и года не исполнилось. Ходить не умел, а на лошади уже вовсю скакал. И ведь не падал! Про деда и говорить нечего, он прямо в седле и родился.
Мама ничем таким особенным в общении с лошадьми похвастаться не могла, поэтому вежливо улыбнулась и пожала плечами, заметив при этом, что она очень благодарна папе, что он не сажал маленькую Лелю верхом на лошадь и тем более не заставлял саму маму рожать дочь в таком неудобном месте.
Но Леля знала, что папа ее прав.
У его семьи с лошадьми отношения всегда были особые. Двоюродная прапрабабка вырастила Квадрата – знаменитого рысака, памятник которому был установлен на ВДНХ в Москве. Знала Леля и о том, что у ее прадеда до революции в Краснодарском крае имелся небольшой конный заводик.
Но имел ли значение голос крови или все дело было в чувстве прекрасного самой Лели?
Кони, с их плавными движениями и какой-то неизъяснимой грацией в каждом шаге, казались ей существами из какого-то другого, несоизмеримо лучшего мира. Чудилось ей, что вместе с цветами, птицами и солнечным светом кони спустились на землю, чтобы одним своим присутствием сделать существование людей чуть более сносным. Подарить им хоть лучик того света, который есть там высоко на небе.
С тех пор утекло очень много воды. Уже не было папы: он ушел рано, от инфаркта. Перенеся один, не выдержал второго. Причем умер прямо в больничной палате, когда все вокруг уже праздновали его победу над смертью и радовались, что все обошлось. И вдруг звонок, словно гром среди ясного неба: «Ваш отец скончался».
Леле тогда едва стукнуло восемнадцать. Если задуматься, то самый паршивый возраст для сироты. О маленьких сиротках государство худо-бедно, но все же заботится. На них платят пособия, они получают какие-то льготы. А совершеннолетняя сирота уже вроде как и не сирота. И плевать государству, что у восемнадцатилетней девушки трат куда больше, чем у трехлетней малявки. И что работать она пойти не может, потому что образования у нее никакого нет. А без образования всюду платят копейки, на которые молодой девушке прожить, конечно, можно, но уж очень трудно.
Но это еще ладно, это еще можно было пережить. Куда хуже была та бытовая неустроенность, которая вдруг возникла после смерти отца. Оказалось, что бóльшую часть их семейного бюджета составляли именно его доходы.
Отец был инженером, проектировал заводское электрооборудование, работал много, потому и платили ему вполне прилично. Не стало отца, не стало и денег. Кроме того, отец обладал какой-то удивительной особенностью: одним своим присутствием он превращал любой обычный день в праздник.
Тетка так его и звала:
– Человек-праздник. Человек-мотылек.
И вот этого праздника в жизни Лели тоже не стало. Остались лишь серые будни.
Тогда Лелю здорово выручили кони. Особенно ее Пунцовый, старый конь арабской породы, который отличался каким-то удивительным пониманием и чуткостью. Рядом с ним Леля чувствовала, как отступает душевная боль, неотступно терзавшая ее все время. Просто чисто физически ей легче становится дышать. И ведь Пунцовый ничего такого не делал. Просто жевал свое сено, махал хвостом, фыркал, раздувая шелуху, и выискивал на дне кормушки затерявшиеся там зернышки овса. Случалось, пихал ее своим теплым боком, чтобы не забывала гладить по шее в заветном местечке под гривой.
И Леле становилось легче. Но с Пунцовым пришлось расстаться.
Секция, в которой занималась Леля, не могла позволить себе благотворительности. А Леля не могла платить за занятия. Какое-то время она подрабатывала конюхом, но потом владелец секции заявил, что обновляет поголовье конюшни. И Пунцовый был продан куда-то в Подмосковье. Поехать за своим любимцем Леля, конечно же, не могла.
Вот это было горе так уж горе! И главное дело, что утешить ее было уже некому. Тогда-то она и решила, что обязательно купит себе своего собственного коня, чтобы никакому самодуру не пришло больше в голову продать друга Лели.
Собрала деньжонок и купила.
Первый ее собственный конь был пони. Звали его Пончик.
