лежало тело Антона Михайловича. Отправив Мариночке короткую эсэмэску: «Это Карпов», Алексей Викторович поехал назад, на кафедру.
Первое, что увидел Алексей Викторович, вернувшись в вестибюль основного университетского здания (кафедра располагалась в главном корпусе), был здоровенный некролог. Блок какого-то текста, портрет Карпова в черной рамке и четыре мелкие гвоздички на длинных худосочных ножках, безвольно стоявшие в стеклянной бутылочке из-под кетчупа.
«Успели уже, – недовольно подумал доцент. – Подсуетились! Уже и некролог умудрились состряпать! Я же просил повременить! Хоть бы вазочку приличную нашли, что ли, вместо этой банки…»
Только он хотел обрушить на голову Мариночки всю тяжесть своего начальственного гнева, как та не дала ему даже рта раскрыть:
– Алексей Викторович! – защебетала Мариночка. – Я знаю, что вы хотели пока подождать с официальными мероприятиями, но позвонил ректор и велел срочно… Там же и некролог написали… в ректорате. Еще декан вас разыскивает.
– Ладно, Мариночка, не переживайте так. Все нормально. Латникова удалось отыскать?
– Да, но он у себя дома, заболел, поэтому и отключил телефон. Он сам позвонил и сказал, что будет не раньше чем через неделю. Грипп. А еще звонил декан…
– Заболел? Как это не вовремя… А что декан?
– Просил вас срочно к нему зайти, как только вы появитесь, – тараторила Мариночка. – Я собиралась вас соединить, но Сергей Олегович сказал, что не надо, что как вы прибудете, то просто зайдете к нему.
– Хорошо, Мариночка, спасибо. У меня к вам просьба, – сказал Луньков, окидывая рассеянным взором притихших сотрудников кафедры, тех немногих, что сейчас сидели за своими столами. Только сейчас он подумал, что, вместо того чтобы окучивать Машку с ее спортивным телом, надо было в свое время всерьез заняться секретаршей. Мариночка Ухова считалась обстоятельной девушкой и позволяла себе юбочки только чуть выше колен. Алексей Викторович на секунду представил себе, как он ставит Мариночку раком, закидывает юбку ей на спину, сдвигает в сторону полоску трусиков… Но время упущено: сейчас ее регулярно трахал декан, поэтому Луньков очень жалел, что так и не поимел Мариночку. Официальное обращение на «вы» только подчеркивало дистанцию, которую приходилось соблюдать. Эх, что уж теперь…
– Да, Алексей Викторович?
– Возьмите у меня в кабинете вазу со шкафа, налейте воды и переставьте цветы из той бутылки, что у некролога внизу. А то неприлично даже, позорище одно.
8. Страсти по декану
Не заходя к себе, Луньков повернулся, вышел в коридор, проследовал до дальнего поворота, свернул налево, еще немного прошел и привычно открыл черную, обитую пупырчатой искусственной кожей дверь.
– Здравствуй, Наденька, – Алексей как можно печальнее поздоровался с толстой и некрасивой секретаршей деканата. – У себя? Он
