себя ещё обжигающий пепел, подымаемся-таки и бежим вперёд.
Человек, помоги себе сам.
1
Если человек часто выходит из себя – значит, с собой ему плохо.
В окно веранды постучали. Тихо. Несмело.
Будто поскреблись.
Сквозь дрёму Гордей услышал это. Но значения не придал. Посчитал, что это ветер каштановым листом в ласке потёрся о стекло.
Минуты через три поскреблись ещё. Ясней.
Что за чёрт! И мухи, и люди как сговорились. Заснуть не дадут!
Гордей смахнул с себя газету – от мух он всегда прикрывал лицо газетой, – схватился с дивана. Резко откинул занавеску.
За окном мялся Валерка.
Увидев угрюмого, как скала, Гордея, Валерка торопливо-потерянно поманил его пальцем выйти во двор.
По обычаю, Валерка никогда не заходил в дом. Не решался. Всё конфузился. И когда таки объявлялся с чем важным, непременно вызывал Гордея на лавку под окно.
Зверовато хмурясь, Гордей вышел.
– Ну, недоскрёб твою мать! – мрачно плеснул он. – Ты чего, ненаглядная душа без ветрил, прискакал? Соскучился, что ли? Заснуть не дал!
– Наше вашим с огурцом и с кисточкой! Кончай, Годя, сонтренаж. Садись, сплюшка, вечный чемпион по спанью. Будут маленькие Фили под твоим каштаном у порога. Расчехлись, думак, на совет. Ты у нас все мудрости пробёг. Всё знаешь. Во всяких переплётах житуха тебя тёрла… Твёрдый, «ломом подпоясанный»… Всякие обстоятельства ломаешь через коленку. Послушай горькую песнь старого акына. Давай пошепчемся.
– Ну, раз вкрай зудится, шепчи, Блиныч, шепчи, – уступчиво хмыкнул Гордей, явно довольный тем, что вот именно к нему прибежали на совет.
Сел на лавку, кивнул рукой и Валерке. Садись!
– Запевай свои туторки-мотуторки.
– Слушай! – взахлёб зашептал Валерка, приваливаясь плечом к плечу Гордея. – Кимоно-то херовато! Откололась мне беда! Амбаш… Не знаю, куда и бечь листовки клеить.[1] Ёшкин кот! Ко мне ж нагря…
– … ревизор! – с ленивым смешком подсказал Гордей.
– Хуже, боль тя задави! Ну прям… Увидал – ровно камень на сердце налёг. Раиска Бухтоярова! Корреспондентша из самой из Москвы! К чему бы это?
– Наверно, к хорошей погоде и к жестоким танцам с саблями в стогу. Ты на всякий случай, игрило, подмойся да прифрантись. Как следует приготовься к ответственному мероприятию… Ещё не забыл, как загнать шар в лузу? Освежи свои знания… Народный рецепт любви ещё помнишь? Берёшь семьсот грамм страсти, сто грамм любви. По вкусу добавляешь поцелуи и обнимашки. Рекомендация: готовое блюдо дегустируете вдвоём…
– Да иди ты! – отмахнулся Валерка. – Ну чего тут размуздыкивать чёрт те что?.. Тут такое…
В глазах у Гордея качнулось любопытство:
– А как эта непритрога из себя? При виде этой молодянки[2] господин Рейган… бр-р-р, господин Рейтинг сразу под козырёк и подымается? Или?.. Есть на что хоть один глазок возложить?
– Хо! Не только один глазок! Бога-атющий цветочек! Расшаперилась…[3] Не какая там бухенвальдская крепышка… Щекотливое тело… Кругом затаренная любопышечка! Эта белокурая бестия полну пазуху одних титек навезла! И тут, и тут, и тут… Везде всего навалом! Всё сторчком стоит! Всё пухлое, аж, поди, репается! Ну как у немецкой лошадушки! Чего стоит один жизнерадостный балконище![4] Шаг шагнёт… Господи! Да откуда ж это божественное «трясение белых персей»!?.. Святая песнь литавров!
– Ну-ну…
– Веришь… Только увидал в первый раз – мой автопилот мигом и взлети!
– Повыше солнца? – хохотнул Гордей.
– Выше, ниже… Не приглядывался… Хотя… Стою, рога в землю… И ловлю себя на том, что не отдеру глаз от её ног. Мда-с… Как замечено не мной, «красивые женские ноги – это возможность для мужчины мечтать, не поднимая головы». И разготов уже мой агрессор задружиться с этой анакондой… Да только нужна она мне как столбу гинеколог. А… Гляну-погляну на ладушку… Жаром так всего и осыплет!
– Ты смотри, какой борзовитый этот клопик из семейства вшивых! – Гордей хлопнул Валерку по загривку. – Что ты несёшь? В огороде госпожа Бузина, а в Киеве дорогой товарищ дядька!.. Увидал столичанку и затоковал. Грех его распирает!
– Скорее, страх. Ну прямушко смерть птенцу!
– Кончай пи́сать кипятком. От дурило!
Куда бежать листовки клеить? – что делать?
Молодянка – молодая девушка.
Расшапериться – занимать слишком много места.
Балкон – высокая женская грудь.
