в зависимости от рекомендованного в карточке узкого специалиста.
– На что жалуетесь? – не глядя в глаза, спрашивали доктора.
Евдокия смотрела на докторское темя и уныло отвечала:
– Не жалуюсь.
«Пр. здорова», – делал вывод узкий специалист и подтверждал его собственной печатью.
В регистратуре Дусину карточку внимательно изучила дежурная медсестра и печально обратилась к коллегам:
– Господи, ну бывают же люди! «Пр. здорова», «пр. здорова», «пр. здорова». Ну лошадь просто, а не человек. И еще вредное производство!
Ваховская нагнулась к окошечку и тихо спросила:
– Вы что-то сказали?
– Это я не вам, – пояснила медсестра.
– А мне?
– А вам – зеленый свет и счастливого пути в прекрасное пенсионное будущее.
– И вам тоже, – искренне пожелала в ответ Ваховская.
– Как же! И мне! – огорчилась регистраторша. – «Пр. здорова!» Посиди здесь – будешь «пр. здорова»! Нервотрепка одна! Психи кругом, и каждый на вредное производство ссылается. Я, можно подумать, их на это вредное производство засылала. Денег хотели – получите. А инвалидностью своей мне нечего тыкать… – разошлась женщина, почувствовав безобидность стоявшей по ту сторону стеклянного окошечка Дуси. – Мне вот инвалидность никто не даст. Мое производство не вредное! А ты вот попробуй! – выкрикнула она непонятно в чей адрес, и в сердцах захлопнула регистрационный журнал.
– До свидания, – попрощалась Ваховская и отправилась в гардероб, где услышала не менее гневную тираду о несправедливости распределения благ между работниками завода и здравоохранения.
– На! – вывалила перед Дусей гардеробщица неподъемное пальто, сшитое из сукна, предназначенного для парадных шинелей, и посаженное на двойной ватин.
Ваховская подхватила одежду с очередным «спасибо», услышав которое бабка злобно посмотрела на Дусю и заворчала:
– Нарочно, что ли! Ты б еще туда песка насыпала. Не поднять. Все руки оторвала, пока подавала.
Ваховская покинула заводскую поликлинику с чувством непреодолимой вины за то, что «пр. здорова», что пальто у нее тяжелое и сама она «лошадь, а не человек».
По пути Евдокии попадались знакомые заводчане: останавливались, заглядывали в глаза, поглаживали по рукаву, одним словом – интересовались. Дуся отвечала на вопросы, тоже поглаживала по рукавам и даже что-то спрашивала в ответ, плохо понимая, кто перед ней и зачем это все. Под ногами чавкала каша из разъеденного солью снега и песка, с деревьев капало: наступила обманчивая февральская оттепель, грозившая простудами. Суконные ботики «прощай, молодость» пропитались отрыгнувшейся от февральского снега водой, но от этого Дуся не испытывала никаких неудобств: она словно потеряла всякую чувствительность. «Практически здоровая» Евдокия Петровна Ваховская при всем своем внешнем богатырском великолепии
