инопланетянами, которые командование пресекало, ибо это не способствовало боеготовности, нагнетая обстановку.
В один из таких вечеров, сменившись с вахты, в своей шестиместной каюте пятого «бис», отдыхали три мичмана. Другие отсутствовали, заступив в очередную смену.
Двое, из них: Виль с Диденко были радиометристами*, а третий, Журов, химик. Из стоящего на столике магнитофона звучала музыка еще советских «Песняров». Тихая и расслабляющая.
– Скорее бы прийти в базу, – закинув мускулисты руки за голову, мечтательно протянул с верхней койки Виль. – А потом в санаторий в Сочи. Милое дело.
– Это да, – согласился Диденко. – Правда, там еще зима. Но зато можно погонять на горных лыжах.
– В базу еще надо дойти, – хмыкнул скептик Журов, разбирая постель. – Вы же в курсе, что на борту творится.
– Травят больше, – сладко зевнул Виль. – От скуки и ради хохмы.
Потом Журов вырубил свет, и в каюте наступила ночь.
«..Александрына, цяпер прыйшла зима…
Александрына, шукаю я няма,
Александрына, и з песняй ты цвила,
Александрына, якою ты была…
мягко лились слова песни.
Но ее моряки уже не слышали. Им снилась весна, березы и Александрина.
В другом мире.
На следующее утро крейсер стал терять ход. Приборы это сразу зафиксировали. Турбины работали в обычном режиме, число оборотов не уменьшалось, однако движение корабля замедлилось. Механики предположили изменение вязкости воды вследствие изменения температурного режима за бортом, а штурмана возможность появления встречного подводного течения.
Нагрузку на турбины увеличили до полной, скорость на несколько часов нормализовалась, а затем снова упала.
Посовещавшись с Ширяевым, Удатный приказал повысить мощность реактора для чего механик связался с пультом ГЭУ.
– Есть! – ответил вахтенный инженер из своей рубки под центральным постом, но стрелка лага, дрогнув минутами позже, так и осталась на прежнем месте.
– Ощущение, что корабль что-то тянет назад, – покосился Ширяев на командира.
– Похоже, – согласился тот, сжав губы.
Еще через минуту боцман тревожно доложил, что стало трудно выдерживать глубину, а затем крейсер стал проваливаться в пучину.
– Увеличить обороты турбин до полного! Рули на всплытие! – вскочил со своего места командир, но ничего не изменилось.
Крейсер, теряя управление, с нарастающим дифферентом на корму погружался все ниже.
– Глубина 500, 550, 600 метров! – с размеренностью метронома докладывал боцман.
– Срочное всплытие! Продуть главный балласт!! – выдал очередную команду Удатный.
В следующую секунду крейсер изнутри потряс закладывающий уши рев, продолжительный и тоскливый; падение на мгновение замедлилось, а потом с нарастанием дифферента усилилось.
Из
