ко зарождается, а понимание единства мира вещей, которые создавали и которыми пользовались люди прошлого, осмысление их ценности как источников информации о былом, а не только как предметов из драгоценных материалов еще не вызрело окончательно, не приобрело законченный вид.
А вот «вольнодумец», адъюнкт-профессор русской истории Киевского университета Н. Костомаров говорит о необходимости изучать прошлое в его совокупности: «Царские дворы, правительственные приемы, законодательства, войны, дипломатические отношения не удовлетворяли желания знать прошедшую жизнь. Кроме политической сферы оставалась еще нетронутой жизнь народных масс с их общественным и домашним бытом, с их привычками, обычаями, воспитанием, сочувствиями, пороками и стремлениями». И хотя мы сегодня порою лишь улыбаемся, читая некоторые рассуждения ученого о, например, древней славянской мифологии (см. недавно вышедшую в серии «Неведомая Русь» книгу Н.И. Костомарова «Славянская мифология»), мы обязаны отдать ему должное при знакомстве с «Очерком домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях». Это плод работы нескольких лет. Костомаров начал трудиться над ней еще в Саратове, куда он был сослан за участие в Кирилло-Мефодиевском обществе, а завершил уже после возвращения из ссылки в Санкт-Петербурге.
«Очерк…» был опубликован в 1860 г. в журнале «Современник», но работа над ним продолжилась и после публикации. Он стал очень популярен, получил почетный отзыв Академии наук (1862) и выдержал три издания подряд, чтобы после 1906 г. исчезнуть из поля зрения массового читателя вплоть до последних годов минувшего века, да и сегодня не очень доступен.
Настоящий том основан на издании 1887 г. и дополнен для удобства читателей краткими справочными пояснениями касательно персоналий и малоизвестных слов.
К изданию 1887 г
Наша историческая литература не бедна сборниками актов и летописей и многими добросовестными исследованиями по разным отраслям русской старины. Но это составляет драгоценность или для специальных ученых, или для лиц, которым положение их и воспитание дозволяют следить постоянно за ходом науки и знакомиться со всеми текущими явлениями в ее области. Но за этим немногочисленным классом читателей есть гораздо большая масса публики, погруженная в занятия, которые лишают ее и времени, и средств, чтоб обращаться к чтению ученых исследований, решающих тот или другой вопрос прошедшей русской жизни. Нередко случается слышать укоры в невежестве и отсутствии мысли, обращенные на тех, которые, получая журналы, читают в них одни легкие статьи и оставляют неразрезанными (т. е. непрочитанными. – Ред.) ученые; но часто так поступают люди образованные и развитые и столько же в своей сфере полезные для общества, как и авторы ученых статей, не читаемых ими. Нельзя их обвинять, если после трудов на своем поприще они ищут в чтении отдохновения: невозможно требовать, чтоб их интересовал частный вопрос по науке, когда их деятельность обращена к другим предметам. Еще менее возможно, чтоб они читали сырые материалы, как, например, Акты Археографической комиссии. Но это не значит, чтоб прошедшая жизнь не возбуждала в них никакого интереса: для этой части публики нужны только не частные исследования, а очерки, из которых они могут составить себе целостные представления.
Для этого класса читающей публики я предпринял составить очерк прошедшей русской жизни во всех ее видах. Отрывок моего труда – о торговле в нашем государстве – был напечатан в «Современнике» 1857 года; теперь я предлагаю «Очерк домашней жизни». Таким образом я надеюсь составить впоследствии очерки церковного устройства, администрации, судопроизводства, военного быта. Я далек от того, чтоб считать предлагаемый очерк оконченным трудом, но смею надеяться, что собрание рассеянных в русских и иностранных источниках сведений о нашей старой домашней жизни не останется без некоторой пользы.
I. Жилые местности
Жилые местности в старой Руси были: пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня, починок.
Название «город» принималось в различных смыслах. Первоначально это слово значило огороженное место, то есть то, что ныне ограда, огорожа. В старые богатырские времена людским жилищам часто угрожали то нашествия чужих, то свои домашние неприятели при частых неурядицах и междоусобиях, поэтому их старались укреплять – огораживать. Для такой важной цели достаточно было тогда плетня или частокола, поэтому одно и то же слово «город» (огород, город) в смысле огорожи означало и огорожу, охранявшую домашнее жилье от животных, и твердыню от неприятельского нашествия. Местности, где укрепления представляли больше надежды на безопасность в случае внешних нападений, сделались центрами прилива народонаселения: одни селились в самих городах, другие поблизости к ним, чтоб иметь возможность убежать в охранное место, когда наступит опасность. Все больше или меньше имели нужду в городах; отсюда возникло, что города получили значение преимущества пред неукрепленными поселениями и последние подпадали им в зависимость, которая по духу того времени, когда владычествовала сила, заменялась часто и легко порабощением.
