из гостиной размеренным рокотом океанского прибоя, и поймала себя на том, что звуки, издаваемые бестолковым супругом раздражают ее на уровне рук его распоясавшегося кузена. Кристина не испытывала ничего. Ни злости, ни влечения, а одну сплошную гадливость.
– Вот где мое призвание! – с дурацким пафосом сказал Растопиро.
– Иван! Немедленно прекрати!
Ладони остановились на бедрах, подцепив резинку трусов. Кристина попробовала отстраниться, но хватка оказалась железной.
– Иван! Убери грабли!
– Ты чего всполошилась, красивая! Я же доктор, ты мне верь.
«Все мужчины скоты. По крайней мере скоты все, кто только мне по жизни попадаются».
– Иван! Я кому сказала!
Положение было настолько нелепым, что Кристине захотелось расплакаться. Иван Митрофанович окончательно захмелел. Хотя, она и допускала, что он был значительно трезвее, чем хотел показаться, прячась за ширмой опьянения, как куклуксклановец под дурацким колпаком. Когда лица не разглядеть, куда удобнее орудовать руками.
На кухне было жарко, как в тропиках. И тесно, как в машинном отделении парохода. Кристина попятилась. Иван Митрофанович вцепился в халат, не собираясь расставаться с добычей.
– Отпусти!
Сухо треснули нитки, пуговицы брызнули веером стреляных гильз, и халат соскочил с Кристины, словно драпировка музейного экспоната. Женщина оказалась полуобнаженной. Глаза кавторанга полезли из орбит, а дыхание стало, как у астматика.
– Иван! Я сейчас закричу!
Кристина не хотела скандала. Иван Митрофанович, судя по всему, тоже не жаждал разбудить Бонасюка. Борьба происходила в молчании, а короткие фразы, какими обменивались противоборствующие стороны, произносились хоть энергично, но вполголоса. В гостиной Вася громко хрюкнул во сне. В телевизоре балагурил какой-то дурак, летели пробки из бутылок, а хрусталь звенел о хрусталь.
Резинка лопнула, и трусы очутились на коленях.
– Ну, не ерепенься, хорошая!
«Проклятый тупоголовый тютя! – со злостью подумала Кристина, имея в виду Вась-Вася. – Только такая набитая дура, как я могла на него пятнадцать лет жизни потратить. Лучших лет. И во имя чего?! Его жену лапают, а он на диване хрюкает, как свинья. Пробку понюхал, и откинулся! Ничтожество. Жалкое, никчемное ничтожество!»
– Ну же! Не брыкайся! – хрипел Иван Митрофанович прямо в ухо. Его руки были у цели.
– Животное!
«…Только того и заслуживает, чтоб его жену первый встречный ублюдок трахал в собственной доме, как какую-то третьесортную блядь».
– Животное, – нисколечко не смутился кавторанг. – А ты таких любишь. Я по глазам твоим блудливым сразу все понял. Тебе мужик нужен. Мужик, а не рохля. Ты не боись, мы родственники, да не кровные.
У Кристины звенело в ушах. Все-таки она была пьяна, а кавторанг проявил исключительную напористость. Кроме того, он был силен как буйвол.
