перо и чернила! – закричал Захар дородной официантке.
Затем он достал из кармана пиджака толстый засаленный блокнот, нашёл там чистую страницу.
– Давай говори, фамилию, имя, отчество, год рождения, рост, вес, особые приметы. Я всё буду записывать… Да, забыл совсем, аванс нужен. – Захар оторвался от своего блокнота и впился своим чёрными глазами в Головинского, – есть деньги?
– Да. – Владимир вынул из кармана последние двенадцать сотенных «николаевок». – Этого достаточно?
– Мало, ну ладно! Давай! Завтра после двух часов приходи сюда. Двадцать фюнтов не забудь!
Головинский вышел из кофейни, хромая зашагал по тротуару, стараясь никого не толкнуть или наступить Всё время оглядывался: не преследует ли кто? Всё было спокойно. Улица неожиданно закончилась. Впереди простирался пустырь, заполненный народом. Это был Новороссийский Привоз. Казаки, приехавшие на своих арбах из близлежащих станиц, торговали овощами, фруктами, битой птицей, мясом.
Один дед с колоритной внешностью, в одежде запорожского казака времён Великой Екатерины, продавал аппетитные на вид круги колбас.
– Почём твоя колбаска, батько? – спросил Владимир.
– По двести, сынку. – Пробасил тот.
Головинский начал шарить про карманам… Денег уже не было. Оставалась пачка франков, пачка фунтов стерлингов, золотые монеты и тётушкины драгоценности… А вот рублей не было. Ни керенок, ни «деникинок», ни «николаевок».
– Шо, сынку, немая гроший? – усмехнулся дед.
– Забув! – вздохнул Владимир.
Далеко за пустырём, на котором раскинулся Привоз, Головинский нашёл укромное место. Скинул с плеч свой вещевой мешок и достал из специального карманчика пачку французских франков. Нашёл самую маленькую ассигнацию в десять франков и спрятал её в карман.
Через час Владимир продал их за четыре тысячи пятьсот «николаевок» у ресторана «Слон» холёному тыловику с погонами капитана.
Вечером Головинский угощал колбасой, свежим хлебом Васнецова, хозяйку и ещё двух дам неопределённого возраста, которые спали под кроватью Елены.
Ночью норд-ост усилился. Гудела крыша, скрипели потолочные балки, и до утра в разных частях города слышались выстрелы.
На следующий день в час пятьдесят пять минут Головинский зашёл в «Махно». Захар был уже на месте.
– Я же тебе сказал, что в два! – он гордо поднял указательный палец вверх. – Фюнты принёс?
– Да. – Владимир протянул деньги.
– Хорошие, настоящие! – радостно произнёс Захар, едва прикоснувшись к банкнотам, – а это тебе! – он протянул новенький заграничный паспорт с императорскими орлами. – Проверяй!
Документ был заполнен каллиграфическим почерком профессионального писаря. Всё было правильно, за исключением года рождения. Вместо 1894 значился 1895 год. «Какая разница? Никакой! Стал на год моложе!» – подумал Головинский.
– Ню как? Понравился паспорт? – ухмыляясь, спросил Захар.
