его подняться со мной наверх. Еще через час мы оба стояли на площадке, вокруг снег, темень и звезды, свет которых доходил до нас. Надо же, куда нас привезли. Дул сильный ветер, да и температура была где-то около пяти градусов ниже нуля. Конечно, кто-то скажет: подумаешь, пять градусов мороза, согласен. Но на мне были тапочки, которые я потерял во время полета, спортивные штаны и футболка без рукавов, все промокшее насквозь. Ашот был в ботинках, куртке и брюках. Я снял с него рубашку, порвал ее и намотал портянки. Теперь надо было определиться, в какую сторону идти. Дорога была одна, в одну сторону она шла вниз, в другую наверх. Пошли вниз. Идти было тяжело, болели ноги. На самой дороге снега было мало, а на обочине снег покрылся льдом и идти стало еще труднее. Горная дорога – само по себе тяжелое препятствие, а мне приходилось идти почти босым. Обмотки на моих ногах быстро приходили в негодность, и от них оставался только верх. Ошметки торчали вокруг ног, и выглядело это как зонт, оберегающий ногу от дождя, но дождя не было. Был мороз, судя по тому, как быстро высыхала на мне футболка, градусов пять-семь. Надо заметить, что штаны на мне от мороза отвердели, а футболка почти высохла, и холодно было только рукам и ногам. Ноги замерзли, нет, скорее, они окоченели, и холод уже не мешал. Чем дольше мы шли, тем ниже мы опускались вниз, тем больше болели ноги и уже начала из них выступать кровь. В общем, с каждым шагом надежды на спасение становится больше, а вместе с ней больше становились раны на моих ступнях.
– Ашот, – говорю, – почему тебе купили такую некачественную рубашку? Видать, приобрели на барахолке по цене один кг – пять копеек.
Но ему было совсем не до шуток, поэтому он здорово обиделся и еще долго ворчал, говоря о моем хамстве и наглости:
– Это надо же, порвал мою рубашку и еще недоволен, что она рвется на такой дороге.
Между тем стало совсем темно, а идти еще труднее. Мы остановились.
– Давай отдохнем.
Футболка на мне совсем была мокрой от пота. Парадокс: идешь быстро, потеешь, и белье на тебе мокнет. Но тебе тепло. Медленно все высыхает, и тебе холодно. Постоянно дул ветер, не прерываясь ни на секунду, и поэтому штаны на мне были покрыты ледяной коркой, а по бедрам стекала струйка пота, которая где-то там внизу замерзала. Я сел прямо на дорогу, покрытую мелким камнем, подняв ступни, попытался как-то обезболить их. Увиденное меня поразило. Я был не готов увидеть такое: вместо ступни – сплошной фарш. От увиденного мне стало еще больнее. Боже, я точно знаю, что грешен, даже знаю, в чем мой грех, я даже пытаюсь как-то бороться с этим. Но ведь не настолько же я безнадежно потерян. Что ты делаешь?
Ашот опустился возле меня на корточки и завыл, как будто это была его нога.
– Как ты идешь, ведь на это смотреть невозможно, я представляю, как тебе больно.
– Ну вот видишь, как я мучаюсь из-за твоей рубашки, – сказал я.
– Идиот ты, еще шутишь! Как мы дальше пойдем? Посмотри на это, их теперь
