вскричал Можайский, заслышав, как что-то повалилось.
– Да вы в своем уме, господа? – сердито спросил Михайлов.
– Кажется, толчки, – ответил Елкин.
– Ну и дайте спать! Какое мне дело!
Опять стало слышно, как в потемках, двигая предметы, бредет Елкин.
– Что с вами? Уйметесь вы наконец? – спросил Шиллинг, выходя со свечой.
Появился Можайский с фонарем.
– Вы куда собрались?! – воскликнул он и покатился со смеху.
Елкин стоял с ранцем за спиной и с двумя тюками в руках.
– Я упражняюсь на случай, если начнется сильное землетрясение, господа! Зажечь свечу будет невозможно, да и времени не хватит!
Елкин с вечера сидел за большим столом и вычерчивал начисто побережье Идзу и залив Суруга. Работа шла, и карта получалась хороша. Петр Иванович вдруг подумал, что все это может погибнуть по воле злого случая. Ему стало жаль своих трудов. Он первый производил тут съемки, делал промеры, собирал коллекции и гербарии, вел гидрографические заметки. За время плаваний описал Сангарский пролив, нанес на карту южный берег Сахалина, залив Анива, Лаперузов и Татарский проливы и местами берега Японии. Все сделано тщательно, многое заснято впервые. Исписана целая стопа дневников. Составился драгоценный багаж. А при землетрясении всего можно лишиться. Могут вспыхнуть пожары, или нахлынет приливная волна. Елкин решил, что надобно попытаться все спасти или, во всяком случае, подготовиться к спасению карт и дневников, для начала все надежно упаковать. Да поупражняться ночью.
Шиллинг задул свечу и вернулся к себе. Елкин и Можайский установили свалившийся холст, натянутый на раму. Вскоре все улеглись. Через некоторое время налетел сильный порыв ветра. Внутри дома похолодало, и застучали внутренние стены.
– Вот и дождались! – проворчал Елкин.
Где-то прорвало бумагу в окне. Дуло все сильней. Поток воздуха мчался по дому, как по трубе.
– Господи, что делается! – благим матом закричал Урусов.
– Так это у вас?
– Вы бы еще спали…
– Да я на ночь позабыл закрыть вторую раму. Я весь мокрый, господа… Как хлещет… Как в Афинах.
Юнкер пытался задвинуть вторую дощатую раму, но она разбухла и плохо подавалась. Наконец послышался хлопок, и ветер в доме стих.
– Разве в Афинах бывают тайфуны? – спросил Сибирцев.
– Мы стояли в Пирее, когда вот так же задуло от зюйда и понесло.
– Мне тоже приходилось заходить в Пирей, – заговорил Михайлов, – всегда была отличная погода. Легкий пассат…
– Хороши же, юнкер, ваши афинские ночи! – произнес Мусин-Пушкин. Видимо, решив, что спать ему не дадут, он стал будить денщика.
– В Греции бывают землетрясения, – громко объявил Зеленой.
– Греция, Греция! – отозвался Пушкин. – Вставай, Федор, – тормошил он матроса, спавшего мертвецким сном на полу. – Грей чай, да одеваться.
– Вы
