из этических соображений. Друзья – священные коровы. Му-у-у-у-у…
Захаров участвовал в групповой выставке «Русский контрапункт», открывшейся в Лувре в октябре 2010 год39. Там же состоялся симпозиум, на котором (помимо меня) выступали Илья и Эмилия Кабаковы, Маргарита Мастеркова-Тупицына, Вадим Захаров и Юрий Лейдерман. Будучи модератором, я должен был заранее составить вопросы и поделиться впечатлениями об увиденном. Цейтнот не позволил прокомментировать акцию Лейдермана («Geopoetics») в нижней части музея, где девушки в национальных нарядах рубили капусту с большой пользой для себя и других. Если это деконструкция, то есть два варианта: либо она предназначена для домашнего пользования, либо ее мишень – расхожий образ России, укорененный в сознании Запада. В первом случае контекст не прочитывается: западная аудитория в него не «врубается». Во втором случае она (эта аудитория) воспринимает его на свой лад – как подтверждение своих представлений о том, что такое «культурный досуг» в странах Восточной Европы. Деконструкция не срабатывает, и та доза негативности, которая в ней заложена, перерабатывается в позитив – в жест аффирмации. Либо автор забыл, что деконструкция – контекстуальное мероприятие, либо он решил приобщить нас к мазохистской традиции à la russe, и если это так, то я его хорошо понимаю.
Под занавес удалось задать только один вопрос, отсылавший к тем временам, когда Захаров являлся нам в образе Кельнского пастора. Участь пастора – принимать исповедь. Но с недавних пор пастор сам стал исповедоваться. Причем в никуда. Неужели этот исповедальный галлюциноз и есть его новая идентичность? Что, впрочем, одно и то же, т. к. любая идентичность – галлюциноз. Конфессия неуместна там, где она не востребована. Или только там она и уместна?
Парадокс в том, что вопросы и комментарии становятся теперь чуть ли не главным жанром, и не только для пишущих об искусстве, но и для тех, кто его практикует. Не потому ли, что поминки по искусству и его проводы в мир иной постепенно превращаются в новый художественный стиль? Отсюда потребность в скорбных напутствиях и недоуменно-вопросительных фразах. Вопрошание – удел философии, а значит, пришло время философски мыслящих художников, для которых конец искусства40 есть нечто «уже всегда предположенное» и, стало быть, перманентно восполняемое бесконечными переживаниями по этому поводу, что, в сущности, и есть искусство.
32
«Я-презентация» – термин Эдмунда Гуссерля.
33
Московский концептуальный проект (МКП) – неформальная корпорация, занимавшаяся в прежние (советские) времена производством имматериальных ценностей. Если Монастырский – диджей этого проекта, то Захаров – его архивариус. Энтузиазм, связанный с хранением архивного материала, – повод для восхищения (помимо тех случаев, когда библиографические данные сортируются по принципу «наш человек или не наш»).
34
В беседе, которая состоялась в Москве в 1987 году, принимали участие Свен Гундлах,
