Медея. Время от времени на ее застывшее лицо, устремленное к морю, как волны на берег, набегают слезы. Она их не замечает.
Поодаль Старик и Старуха. Шепчутся.
Старуха.…и не ест, и не пьет, молчит! Хоть бы слово сказала. Молчит, как каменная!
Старик кашляет.
Старуха. Что?
Старик. Солнце…
Старуха. Ну?
Старик. Ветер будет.
Пауза.
Старуха. Детишки давеча прибежали: мама! мама!.. Куда! И бровью не повела. Те в слезы.
Старик. Ты это…
Старуха. Что?
Старик. Парус зашей.
Старуха. Ну?
Старик. Сплаваю я… в Коринф.
Старуха. Тьфу ты! Седьмая неделя пошла, как он их оставил, и с тех пор ни слуху ни духу… Зачем?
Старик. Болтают…
Старуха. Молчи! На то и языки, чтоб болтать. А наше с тобой дело – помалкивать. Велено тебе – блюсти госпожу и ждать. (Пауза.) Дождется, а? Как ты думаешь?
Старик. Болтают… женится он на той.
Старуха. Ох, ох! Типун тебе на язык! Да разве это возможно? Женится! А что скажет Афродита?
Пауза.
Старик. Поеду. Скажу – плачет. Нехорошо.
Старуха. Брось, старик. Не наше с тобой это дело. Когда воюют цари и боги, маленький человек сиди смирно и не суйся. Велено – блюсти госпожу и ждать. А там – будь что будет.
Медея. Нянька!
Старуха (подскочив от неожиданности). А? Что? Ты слышал?
Старик. Зовет. Тебя.
Медея. Нянька!
Старуха (обрадованно). Заговорила! (Подходит к Медее.) Чего, голубушка?
Медея. Печет…
Старуха. Так в дом пойдем. У нас прохладно, тихо. Дай помогу тебе подняться. Водичкой напою, поспишь. Пойдем!
Медея. Нет, лучше ты из сердца вытащи мне нож…
Старуха (в испуге). Какой?
Медея. Печет так сильно…
Старуха. Не вижу я ножа.
Медея. Вот, я же чувствую, засел в груди. Мне вытащить его самой так больно. Нет сил терпеть. Уж я пыталась дергать рукоять, но струйку увидала – такую алую – и испугалась крови. Ну, что же ты, тащи!
Старуха. Царица бредит!
Медея (с улыбкой). Какая боль, старуха! Мне кажется, она меня переросла.
Старуха. Несчастная! Какая жалость смотреть!
Медея. Вы всё тут от меня скрываете. Напрасно. Беду не скрыть. Пропитан ею воздух. О как они кричат ужасно, те птицы смертные! И кружатся, и кружат… О клюйте! Живую клюйте! Слова не скажу!
Старуха. Кыш, воронье! Поганые! Кыш, кыш!
Медея. Пусть каркают. Не отгоняй. Они мне похоронную поют. Когда меня схоронят, над могилой одни лишь вороны кружиться будут. Ни мужняя, ни детская слеза на грудь земли моей не упадут. Ни мать, ни братья, ни отец, ни сестры милые оплакивать меня не станут. Пусть вороны меня оплачут, нянька! О горе, горе мне!
Старуха. Ох, перестань! Не надрывай так сердце!
Медея (с улыбкой). Наверное, он умер, нянька.
Старуха. Да не допустят боги светлые несчастья!
Медея. Когда бы он не умер, уж верно весточку бы мне послал.
Старуха. Да мало ли… Он занят. У мужчин, известно, на памяти, и в голове, и в сердце – одни дела! Такая уж порода. На жен своих законных им наплевать. Все норовят быстрей заняться делом.
Медея. О, ты его не знаешь!
Старуха. Я мужа знаю своего. Довольно этого, чтобы судить о всех мужчинах.
Медея. Нет, нянька, мой Ясон…
Старуха (в сторону). Такой же кот блудливый, как и все.
Медея. Когда нам приходилось расставаться на срок короткий, да хотя б на день, он всякий раз гонца слал, и подарки мы получали – так, безделушки всякие. Для сердца ведь знак вниманья дорог, не правда ль?.. Тогда я не
