я не парень?
Вон у подружки Люськи отец Председатель сельсовета. Его в посёлок Гари возит водитель. Это не в поле на жаре спину гнуть, на комарах и оводах. Все чисто, культурно. Приедет в Гари и сидит себе, ждёт, когда Люськин отец Василий Прощенков дела свои сделает и домой, в Андрюшку. Хорошо, и прокатился, и зарплату платят.
Правда, дорога плохая. А точнее – её совсем нет. По весне и на тракторе не проехать по деревне. Рытвины такие, прямо по пояс – просто так и не пройдешь. Никакие сапоги кирзовые не спасут. Не перелезть. А в Гари ехать целый день. Папа говорит 49 километров. Лучше машину водить, конечно, не в колхозе. В колхозе – тяжело, работы много.
У колхозников нет паспортов. Их дети не могут уехать из Андрюшки учиться в район или город. Им только в колхоз.
Собираясь поехать из родного села куда–нибудь дальше райцентра, каждый колхозник обязан обзавестись удостоверяющей его личность справкой из сельсовета, действующей не более тридцати дней.
Справку дают исключительно с разрешения председателя колхоза, чтобы пожизненно записанный в его ряды крестьянин не вздумал оставить коллективное хозяйство. За нарушение такого порядка дают штраф или тюремный срок.
Стране нужна сельскохозяйственная продукция и колхозники обеспечивают ею.
У них одна работа до ночи на общем поле за трудодни, а потом на своём огороде.
Наша семья – не колхозники. Отец пришёл с войны больным, работать не может. Ему, как инвалиду дают продукты по специальным карточкам: сахар, немного масла.
Мама говорит, у него цирроз печени. Когда отцу сильно плохо, он в стакане размешивает сахар и пьет сладкую воду. Наверное, это помогает. Мне его жалко. Когда он пришёл с войны, женился на моей маме, у мамы уже было две дочки, мои сестры – Нэля и Галя. Их отец погиб на фронте.
Отец часто уходит на охоту, или на лодке уплывает, ловит рыбу. Иногда его нет несколько дней. Зато, когда он приходит, всегда принесет или глухаря, или рябчиков, рыбы наловит.
Мама делает из глухаря вкусное жаркое. С утра натопит печь и поставит на целый день томиться в чугунке. А мы ждём.
Вообще, я люблю яичницу и масло. Но яиц и масла мало, на всех не хватает. Я болею, у меня что-то с ногами, или с сердцем, очаги на лёгких.
Поэтому мама жарит яичницу на масле в бане на печке, и кормит меня там одну. Еды всё время мало. Весной, когда речка Анеп вскрывается, по ней в Андрюшку привозят продукты, и в деревне праздник.
А ещё, в магазине продается огромная головка сыра, прямо больше моей головы. Мама приносит мне малюсенький кусочек и смеётся: «Томка, весь сыр в деревне съела!».
– И ничего, и не съела.
Сыра всегда мало. Он очень вкусный. Когда вырасту буду есть масло, сыр и яичницу.
Пенсия у отца маленькая, по болезни 35 рублей. Денег на семью из пяти человек недостаточно.
Я очень люблю своего отца. Он всё время занят. Отец кладет соседям печки. Иногда его зовут в соседние деревни и хутора. За сложенную печку отцу дают деньги и все благодарят.
Лучше моего отца их никто не кладёт. Все знают: Александр – лучший печник. Если он сложит печку, то зимой будет в доме тепло.
Отец строит нам дом, торопится, надо успеть до зимы.
Мама беременная, скоро у меня будет братик, и его принесут уже в новый дом.
На дворе лето, место, которое отец выбрал для строительства, очень мне нравится – красивое.
Наш дом будет на высокой горке. Пока, конечно, очень много работы. Но скоро, мы переедем. Сейчас у нас нет своего дома. А потом мы будем жить со всех сторон окружённые прудом, речкой, озером и лесом.
Пруд зарос кувшинками. Жалко, они далеко от берега, я бы обязательно их нарвала, если бы они были поближе. Но к пруду меня не пускают. Меня никуда не пускают.
Все ребята носятся по деревне, а мне надо помогать отцу. Если не я, ему никто не поможет. Мои старшие сестры уехали учиться. Я тоже хочу бегать, играть в прятки, в лапту. Мне гулять нельзя.
Сегодня 11 июня 1958 года у меня День рождения и я сижу верхом на колючем бревне.
Это толстое противное бревно нужно чистить от кожуры, чтобы оно было беленьким. Острым скребком я сдираю с дерева верхнюю корку.
Дерево очень толстое, тугое, скребок то и дело срывается. Сил моих недостаточно, чтобы шкурить. На дереве сидеть неудобно, оно противно колется. Все тело затекло.
До чего же мне обидно. Слезы сами по себе начинают капать на руки, на скребок, и бревно. Комары лезут в рот и прилипают к слезинкам на щеках.
Когда я вырасту, я не буду заставлять своих детей шкурить бревна. Я вообще, их ничего не буду заставлять делать.
Мне
