style="font-size:15px;"> – Стива! Стива! – прокричала она брату.
Но брат не слыхал ее. Она опять хотела выходить.
– Я еще раз предлагаю вам свою руку, если вы хотите итти, – сказал Алексей Александрович, дотрогиваясь до ее руки.
Она с отвращением отстранилась от него и, не взглянув ему в лицо, отвечала:
– Нет, нет, оставьте меня, я останусь.
Она видела теперь, что от места падения Вронского через круг бежал офицер к беседке. Бетси махала ему платком. Офицер принес известие, что ездок не убился, но лошадь сломала себе спину.
Услыхав это, Анна быстро села и закрыла лицо веером. Алексей Александрович видел, что она плакала и не могла удержать не только слез, но и рыданий, которые поднимали ее грудь. Алексей Александрович загородил ее собою, давая ей время оправиться.
– В третий раз предлагаю вам свою руку, – сказал он чрез несколько времени, обращаясь к ней. Анна смотрела на него и не знала, что сказать. Княгиня Бетси пришла ей на помощь.
– Нет, Алексей Александрович, я увезла Анну, и я обещалась отвезти ее, – вмешалась Бетси.
– Извините меня, княгиня, – сказал он, учтиво улыбаясь, но твердо глядя ей в глаза, – но я вижу, что Анна не совсем здорова, и желаю, чтоб она ехала со мною.
Анна испуганно оглянулась, покорно встала и положила руку на руку мужа.
– Я пошлю к нему, узнаю и пришлю сказать, – прошептала ей Бетси.
На выходе из беседки Алексей Александрович, так же как всегда, говорил со встречавшимися, и Анна должна была, как и всегда, отвечать и говорить; но она была сама не своя и как во сне шла под-руку с мужем.
«Убился или нет? Правда ли? Придет или нет? Увижу ли я его нынче?» думала она.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
– Как однако мы все склонны к этим жестоким зрелищам, – сказал он. – Я замечаю…
– Что? я не понимаю, – презрительно сказала Анна.
Он оскорбился и тотчас же начал говорить то, что хотел.
– Я должен сказать вам, – проговорил он.
«Вот оно, объяснение», подумала она, и ей стало страшно.
– Я должен сказать вам, что вы неприлично вели себя нынче, – сказал он ей по-французски.
– Чем я неприлично вела себя? – громко сказала она, быстро поворачивая к нему голову и глядя ему прямо в глаза, но совсем уже не с прежним скрывающим что-то весельем, а с решительным видом, под которым она с трудом скрывала испытываемый страх.
– Не забудьте, – сказал он ей, указывая на открытое окно против кучера.
Он
