Времен абсолютно повышает наш рейтинг. Может, нас на корню выкупят китайцы или сингапурцы. Говард Шу немножко знает мандаринский. Может, и тебе стоит мандаринский поучить. Нихао[31] и прочая пурга.
– Прости, что я уехал в Рим так надолго и тебя подвел, – просипел я. – Я думал, может, лучше пойму родителей, если поживу в Европе. Подумаю о бессмертии в древнем городе. Книжек почитаю. Кой-чего запишу.
Джоши отвернулся. Так я видел его под другим углом – на яйцеобразном подбородке пробивалась сероватая щетина, тонкий намек на то, что не всё в нем можно реверсировать к бессмертию. Пока.
– Вот эти мысли, эти книги – как раз в них твоя проблема, Резус, – сказал он. – Хватит уже думать, пора продавать. Вот поэтому молодые вундеркинды из Салона Вечности хотят засунуть тебе в жопу углеводное печенье. Да, я услышал. У меня новая бета-перепонка в ухе. И как можно их упрекать, Ленни? Ты напоминаешь им о смерти. Ты напоминаешь им об иной, прежней версии нашего биологического вида. Ты только не злись. Не забывай, я начинал с того же самого. Сцена. Гуманитарщина. Все это – Заблуждения Чистого Бытия. ЗЧБ. Потом у нас будет куча времени – успеется и подумать, и записать, и поиграть. А сейчас надо продавать, чтобы выжить.
Воды вздымались. Пора платить по счетам. Я недостоин, я всегда недостоин.
– Я такой эгоист, Гризли. Я бы рад был найти побольше ПИИ в Европе. Господи боже. У меня хотя бы работа еще есть?
– Давай-ка для начала ты тут адаптируешься, – сказал Джоши и направился к двери, по пути слегка коснувшись моего плеча. – Сразу выделить тебе стол я не могу, но могу перевести в Набор, в Приемную. – Понижение, но ничего, жить можно, если зарплату не сократят. – Надо тебе завести новый эппэрэт, – прибавил он. – Подучиться навигации в потоках данных. Быстрее ранжировать людей.
Я вспомнил Пункт № 2: оживить отцовско-сыновние отношения как реакцию на политическую обстановку. Рассказать о том, что случилось в самолете; пробудить еврейские чувства ужаса и негодования пред лицом несправедливости.
– Джоши, – сказал я. – Никогда не выходи из дома без эппэрэта. Бедный толстяк в самолете…
Но Джоши уже делал мне знак бровями – пошли, мол. За дверью его мигом осадили орды выпускников Браун-Йонсей и Рид-Фудана, и все старались перещеголять друг друга в фамильярности («Джошчик! Приятник!» «Papi chulo!»[32]), и у всех на руках были решения всех проблем нашего мира. Он раздавал им себя по кусочку. Ерошил им волосы.
– Чё деется? – сказал он парню вроде бы с Ямайки, который, если приглядеться, ямайцем не был. Я сообразил, что мы идем вниз, к дикому оазису Отдела Кадров, прямиком к столу Говарда Шу.
Шу, этот проклятый неутомимый иммигрант, тот же типаж, что мой отец-уборщик, только с английским и хорошими показателями на табло, орудовал сразу тремя эппэрэтами, его мозолистые пальцы и огнеметная чайнатаунская речь фонтанировали данными и крепкой тупой надеждой на то, что у него все под контролем. Я вспомнил, как однажды поехал на
Здравствуйте (искаж. кит.).
Зд.: «Красавчик!» (исп.)
