утром, проснулся с горчичным лицом, один, в стеклянно-песочной коробке, истыканной не балетами, но пустотой динамичной – прорехами, каверзой, псевдолюдьми, четырежды испытанными на роднение, – провалившими; историей, схлопнувшейся в несуществующий космос, – не справилась; с витающими под потолком призраками тщета, с самим тщетом – бородатым, слепым увальнем, заменившим бабая и отрабатывающим свой срок согласно распорядку вселенной не как организма-гения, но как всечастной тавтологии. Он проснулся, огляделся по сторонам – всего четыре, огляделся на все четыре и подумал такое вызревшее в мысль, подумал, что очень устал он.
– Как же я устал, – он подумал и начал расплываться по комнате раздумьем, расхаживать по комнате, вынимать из себя кубики предчувствий, интуицию поддразнивая самолюбием; начал он придумывать так, что бы ему лучше: яд втолкнуть в рот или отдохнуть просто-сложно от этой склеенной в целлофановый пакет пустоты, отдохнуть от пакета такого или продолжать складывать, складывать продолжать в него. Или на вторичную переработку послать это в картонной коробке с курьером-девочкой, приспособленной к грубости и декаданским ласкам.
Сэвен так думал-думал, ходил по стезе от угла к углу, а потом сел, ноги в треугольник, глаза закрыл и поехал к учителю местному, Кандидату Спирали (вечности). Тот сидел на золотом стуле над обрывом в лесу Бета, был день избрания нового Бэ, и туда мало кто мог попасть физически, поэтому Сэвен туда не попал физически, но как-то фрагментально влез туда, в другую плотность, влез туда, с учителем поздоровался и сразу заявил о проблеме:
– Учитель, у меня дырка растёт в груди.
– Где?
– В груди.
– Садись.
Сэвен сел на более маленький, но тоже совсем золотой стул (для приёма гостей), внизу была пропасть такая серая и сплошная, что ноги его чуть не засосало, и засосало бы, если бы вовремя он не сложил их в треугольник послушный – так они продолжали.
Знаток мира, он же учитель, он же специалист по сан-сану и спириту, тонкий масочный мужчина с тройной бородой разных оттенков белого открыл глаза, уставил их внутрь самого себя решительно и что-то шептал, как будто слова подбирал то ли красивые, то ли точные, то ли вынимал эти слова откуда. Наконец он сказал:
– Тебе надо бы заткнуть эту дырку, что растёт в груди.
Это был хороший совет, Сэвену понравился такой совет.
Учитель продолжал:
– Я дам тебе зуд поверхностный, он будет с тобой до тех пор, пока ты не найдёшь своё состояние, до тех пор будет зудеть, а когда перестанет, ты поймёшь, что там твоё. И когда ты поймёшь, дырка у тебя внутри зарастёт, но пока ты не понял, она будет расти и расти. Поспеши, пока не затянуло всего.
– Спасибо.
Он вернулся в комнату, прошёлся рукой по волосам, на лбу – мокрота, в голове – горячий, то ли цвет, то ли безумие. Сэвен прислонился затылком к стене, надеясь почувствовать округлость своей головы и вернуться в геометрию привычных событий, но мысли атаковали,
