/p>
Когда бог, спустившись с неба, вышел к народу из Питанских болот,
ноги его были в грязи.
(Стругацкие А. и Б. «Трудно быть Богом»)
XIV
На другом конце Вселенной. Вчера, а может миллион лет назад. Все относительно в этом мире… Жил-был Бог. Бога звали Господь, и он принадлежал к расе «сиренийцев» с незапамятных времен населявших и обживавших этот кусок видимой части Вселенной. Отца у него не было. Вернее он был, но скорее всего, погиб в гравитационном разрыве, изучая взаимодействие нашей и соседней с нею Вселенной. Гравитационный провал между Вселенными это не то же, что Складки Времени, из которых если повезет, то можно выбраться через какую-нибудь пару-тройку тысяч лет. Здесь надежды на возвращение практически не было. Бог тогда был еще совсем маленьким и отца почти не помнил. Его мать – Алфея, хоть и красивая, но простая женщина, несмотря на поступавший с разных сторон предложения второй раз замуж выходить не стала из-за опасений, что «любимый сыночка» может не поладить с отчимом. Ни у нее самой, ни у покойного мужа близких родственников не было, которые бы могли помочь в трудную минуту. Нельзя было сказать, что они с матерью как-то материально бедствовали. Такого на Сирении просто не могло быть. Просто жизнь в перенаселенной столице накладывала некоторые ограничения бытового характера. Можно было, конечно, жить в куда более комфортных условиях, где к их с сыном услугах были на выбор целые куски многочисленных планет, разбросанных в окрестностях местного светила. Но мать считала, что только находясь в столице и вращаясь в столичном обществе можно было обратить на себя внимание и тем самым чего-то добиться в жизни. Так и поднимала сына «на ноги» в гордом одиночестве, хлестаясь с утра до позднего вечера на двух работах. Как и всякая порядочная, но одинокая мать она души не чаяла в своем единственном отпрыске, поэтому комплекс «наседки» и ее не обошел стороной. Пытаясь заменить ему безвременно ушедшего отца, она буквально растворялась в своей ненаглядной «лапушке», «рыбоньке», «ласточке», «сердечке», «солнышке» и еще куче эпитетов коими она беспрестанно сопровождала свою речь, обращаясь к сыну. Сдувая пылинки со своего обожаемого чада, она беспричинно опасаясь за его здоровье, с детства кутала в невероятное количество одежды, так что он походил скорее на маленький и неуклюжий сугробик, чем на мальчишку его возраста. До пятого класса провожала его в школу, чтобы он ненароком не встретился по дороге с хулиганами, считая таковыми почти всех дворовых ребятишек. Ошибочно считая, что главное в воспитании – это питание, постоянно пичкала его всевозможным съестным, включая, ненавидимые им «до печенок» всякие там поливитамины. Чуть позже, когда он немного подрос, она уже с нехорошим прищуром оглядывала подружек и одноклассниц сына, посмевших приблизиться к нему ненароком и попавших под прицел ее бдительных глаз. А оставшись с ним наедине с едким ехидством, на которое способны только закаленные в боях со снохами свекрови и одинокие матери, высмеивала все видимые и мнимые их недостатки. Из всего вышесказанного вовсе не следует, что Господь стал эгоистичным и самовлюбленным «маменькиным сынком». Нет, напротив, вся нерастраченная материнская любовь отобразилась в его чертах мягкостью и терпеливостью характера, даже можно сказать застенчивостью. Зная как матери тяжело поднимать его без отца, он как мог, старался помочь ей из всех своих детских силенок. С удовольствием делал работу по дому, начиная от мытья посуды и кончая уборкой, в их оставшейся от отца хоть и большой, но скудно обставленной квартире, бегал с различными поручениями, изредка даваемыми матерью, а главное старался во всем не огорчать любимую мамочку. Поэтому никогда не употреблял матерных слов, не пел у подъезда под бренчащую гитару блатных песен, не водил дружбы с местной шпаной, и не научился втихаря смолить, недокуренные кем-то сигареты. Природная застенчивость не позволяла ему выражать к матери свою любовь такими же пылкими методами, как она выражала свою, но можно было не сомневаться, что мать в жизни сына занимала основополагающее место без всякого преувеличения. В общем и целом, отношения в их маленькой ячейке общества, безусловно, носили гармоничный характер. В положенный срок Господь окончил школу с золотой медалью и без всякого напряжения, не слушая посторонних советов, поступил на дневное отделение глобального института «Макротел Вселенной», того самого, что когда-то окончил и его отец. Правда, по стопам отца не пошел, как надеялись многие знакомые, которые хорошо знали его в свою бытность, а выбрал кафедру под названием «Морфология наиболее распространенных во Вселенной биологических структур» биохимического факультета. Окончив с отличием (кто бы сомневался при такой-то маме) вышеозначенный вуз, остался на той же кафедре, где уже спустя четыре года защитил кандидатскую диссертацию по теме «Классификация живых организмов на основе углеродосодержащих молекулярных соединений». Саваоф, заведующий кафедрой, лысый и худенький старичок с вечным ехидным выражением на лице, любимцем которого Господь являлся, еще, будучи студентом первого курса, не без оснований считал молодого кандидата своим естественным преемником на этом посту. Мать,
