привозил ее сюда в карете, чтобы она могла наблюдать за перестройкой особняка. И во время этих поездок он делился с ней своими мечтами по поводу дальнейшей судьбы «Дома Фэрборна». Планы Роберта были прямо-таки грандиозными, и Эмма уже представляла, как «Дом Фэрборна» соперничает с аукционами «Дома Кристи». Теперь же воспоминания обо всем этом наполнили ее сердце болью, и она, взглянув на Обедайю, пробормотала:
– Ну, что скажете, старый друг? Будем ли мы продолжать дело вместе – или «Дом Фэрборна» умрет, испустив последний писк?
Увлажнившиеся глаза Обедайи говорили о том, что он тоже погрузился в воспоминания о прошлом.
– Похоже, нам стоит попытать счастья, если вы так решительно настроены, – ответил он. – Ваш отец купил мне лицензию. И по-видимому, будет правильно, если я буду и в дальнейшем руководить распродажей. – Он улыбнулся и добавил: – Я постараюсь выглядеть наилучшим образом, как человек, знающий гораздо больше, чем знаю я. Но уверен, что меня разоблачат, если кто-то пожелает сдернуть с меня маску.
– Да никто не станет даже пытаться это сделать! К чему беспокоиться?
Обедайя пожал плечами, но спорить не стал.
– Ну что ж… Думаю, надо распаковать то серебро, которое вы отложили, чтобы я мог составить опись… – Оставив Эмму, он вернулся в хранилище.
А она собралась домой, испытывая огромное облегчение. Ведь Обедайя все же согласился остаться и принять на себя ту роль, которую она ему навязала. И никто бы не усомнился в его способностях. В конце концов, называть лоты на аукционах – его профессия. Да и никто по-настоящему не знал, как функционировал «Дом Фэрборна» и кто являлся экспертом в той или иной области.
«Впрочем, один человек может знать кое-что, – подумала Эмма. – Саутуэйт наверняка обладает весьма обширными знаниями в этой области». И конечно же, было бы очень хорошо, если бы он пореже посещал «Дом Фэрборна». Пусть бы занимался своими делами в Кенте и не уделял слишком много времени компании.
– Найтингейл сделал мне предложение, – сказала Эмма этим же вечером подруге.
Голубые глаза Кассандры широко раскрылись. Очень темные ресницы, обрамлявшие эти глаза, придавали драматизм ее удивлению. Как и чуть приоткрытые полные губы.
Наконец удивление сменилось на лице Кассандры выражением любопытства, и она спросила:
– А он объяснился в любви?
Эмма с усмешкой ответила:
– Попытался. Представь себе голос, монотонно жужжащий как надоедливая муха и изрекающий вполне предсказуемые вещи с энтузиазмом, достойным заученных наизусть школьных уроков. Я прервала его излияния, и он тотчас же признал, что нам не стоит притворяться, что мы испытываем друг к другу какие-то чувства.
Эмма взяла одно из ожерелий, разложенных на бархатной скатерти в ее столовой, и принялась его разглядывать. Немного помолчав, она продолжала:
– Это
