, чтобы проехать мимо дома той, которую любил самой первой, самой чистой, но так резко оборвавшейся любовью…
Как и два года тому назад, был такой же прохладный октябрьский день, когда в садах на грядках жгут собранную в кучи опавшую листву, и в воздухе витает аромат уходящей осени, когда деревянные домики старой Истры, летом утопающие в зелени, а сейчас, видимые со всех сторон, кажутся осиротевшими. Я ехал по пустынным улицам, тишина которых нарушалась лишь отдаленным карканьем ворон, да ленивым взлаем собак за заборами, и внутри у меня что-то переворачивалось и рвалось наружу тоскливым стоном…
Оксана жила на окраине города, на перекрестке дорог, одна из которых терялась в лесу, вторая поднималась в горку и поворачивала к школе. Я перестал крутить педали и помчался вниз с этой горочки, приготовившись за несколько мгновений успеть разглядеть каждое окошко ее деревянного дома, каждое деревце в саду… Но сразу увидел ее, свою первую любовь!
Резко тормозить не стал, проехал дальше, постепенно сбавляя скорость, развернулся на следующем перекрестке и, чувствуя, как всего буквально колотит, покатил обратно.
Первое потрясение ждало меня, когда я увидел Оксану вблизи. Она была почти на год меня моложе, но сейчас выглядела, чуть ли не в два раза старше. Я не узнал бы ее, встретив в толпе на улице, так изменилось лицо!
– Привет, – сказала она. – Отслужил?
Я кивнул, хотел улыбнуться и тоже поздороваться, но мой взгляд упал на ее пальцы, и слова застряли в горле. А Оксана, как-то очень устало усмехнулась и показала еще и ладони, заставив меня содрогнуться. Свежие, казалось, только что полученные ссадины на пальцах и ладонях кровоточили.
– Помнишь, ты рассказывал, как навернулся с велосипеда? – вроде бы не к месту спросила девушка и, не дав мне открыть рот, продолжила:
– Тогда ты еще испугался, что слишком сильно обдерешь об асфальт ладони, поэтому перевернул руки, чтобы равномерно распределить раны… Я взяла с тебя пример…
– Упала с велосипеда? – уточнил я.
– Да. Разогналась, а потом отпустила руль. Это было классно, нестись под горку, заложив руки за голову. До тех пор, пока переднее колесо не наехало на маленький камешек. Но ты в тот раз, когда распахивал руками асфальт, сделал все правильно. Лучше поберечь ладони и эту сторону пальцев.
– Почему же ты их до сих пор ничем не смазала, не перебинтовала? – показал я на продолжавшие набухать кровью ссадины.
– В тот вечер ты тоже пришел ко мне без всяких мазей и бинтов. Сказал, что такие царапины на открытом воздухе быстрее заживают.
…Я очень отчетливо помнил тот летний день. Падение с велосипеда стало вторым приключением. Первое случилось часом раньше, когда мы вместе с братом прикатили на велосипедах в Полевшину. Зачем мы полезли на полуразрушенную церковь, трудно сказать, наверное, просто захотелось немного рискнуть. Лезли по внешней стороне стены, цепляясь за расшатанные, осыпающиеся под пальцами кирпичи. Я сорвался на уровне второго этажа. Понадеялся на надежность кирпича под ногой, который неожиданно вывернулся. Успел развернуться и даже слегка оттолкнуться от стены, в надежде допрыгнуть до растущего рядом дерева. И допрыгнул, вот только ветка, до которой дотянулся, обломилась. Я упал на груду кирпичей, скрытых зарослями густой злющей крапивы. Пострадали не столько слегка разбитые локти и колени, сколько жутко обкрапивленные левая сторона шеи, щека и ухо, хорошо хоть глаза успел зажмурить. И уже потом, возвращаясь на дачу, разогнавшись и заложив руки за голову, я кувырнулся с велосипеда.
Впервые я увидел и сразу влюбился в Оксану тоже благодаря своему велосипеду. Случилось это в самом конце августа, в день, когда мне предстояло уехать из Истры в Москву, чтобы пойти в десятый класс. В истринских школах было принято еще до первого сентября устраивать что-то вроде праздничных линеек, а может, проверок перед новым учебным годом. В городе витало приподнятое настроение, в кинотеатре на дневные сеансы всех пускали бесплатно, даже в тире, что функционировал рядом с Домом Культуры выдавали каждому желающему на халяву пять пулек, правда, чтобы их получить и затем отстреляться, приходилось отстоять в очереди побольше часа…
Я же, не испытывая ничего, кроме печали об ушедшем лете, с утра пораньше, оседлал свой велик и отправился прощаться с любимым городом. Маршрут особо не выбирал, ехал, куда руль повернет, благо, спешить было некуда. Через некоторое время руль повернул к одному из перекрестков, который украшала колонка с питьевой водой. И нельзя сказать, чтобы меня особо мучила жажда, но я как-то само собой остановился, спешился, надавил на туго сопротивляющуюся ручку колонки и подставил рот под вырвавшуюся из недр водопровода мощную струю холодной, слегка отдающей ржавчиной воды.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
