тречавшихся на регбийном поле. Но кто захочет в такой момент споткнуться о край ковра или запутаться ногой в ручке сумки, которая по неосторожности торчит в проходе? Кто захочет уронить гроб? Кто захочет «прославиться» подобной неудачей? Кто захочет стать героем анекдота о результатах очередного пятничного загула?
А ведь я знаю, что чем сильнее ты что-то стискиваешь, чем больше не хочешь это уронить, тем легче оно выскальзывает из твоих рук.
Небольшой белый ящик провожают глазами все присутствующие в церкви. В подобном крохотном гробике есть что-то отталкивающее. Но отталкивающее всегда привлекает к себе повышенное внимание, понимаю я, глядя на то, как люди, стоящие в дальних углах помещения, выворачивают шеи. Им хочется своими глазами увидеть подобную нелепую несообразность. Проследить за этим кратчайшим и ужасным путешествием из жизни в смерть.
Где-то позади меня раздаются приглушенные всхлипывания, но большинство людей в церкви окаменели от ужаса.
Они переводят полные скорби взгляды с гроба на меня.
Я никак не реагирую на эти взгляды или выражение сочувствия на их лицах, которое они стараются сохранить как можно дольше, на тот случай, если я вдруг случайно посмотрю в их сторону, – так они хотят показать мне всю глубину своего горя. Мне не нужно их горе, и я не собираюсь делиться с ними своим.
Потому что мое мне помогает. Оно превратилось в живое, существующее помимо меня нечто, постоянно меняющее свой размер, цвет и форму. И оно уже больше не пригибает меня к земле, а всячески поддерживает меня. Оно словно воздух, которым я дышу. Оно существует во мне, как кислород, как что-то чистое и непорочное. А потом вдруг меняется и превращается во что-то другое, токсичное…
Присутствующие постепенно продвигаются за гробом по короткой тропинке, ведущей в тот угол кладбища, который сейчас украшен вымпелами, мягкими игрушками, фигурками ангелов и херувимов. Скорбящие переговариваются у меня за спиной приглушенными голосами. Я знаю, что они ищут поддержку друг в друге. Их руки крепко переплетены, в то время как ноги делают неторопливые, уважительные шаги.
Возле могилы, которая по своим размерам больше напоминает лунку для посадки дерева или куста, но никак не место упокоения еще недавно живого существа, появляется священник. Пока гроб опускают в землю, он читает Библию.
Всхлипывания у меня за спиной превращаются в горестные завывания и вопли, которые уже невозможно сдержать и которые разносятся среди деревьев.
Вот и всё.
Гроб опущен в землю.
Я чувствую руки у себя на спине. Успокаивающие, поддерживающие. Кто-то касается меня лишь мельком, кто-то задерживает руку. Они хотят, чтобы их поддержку ощутили. Хотят разделить со мной горе, продемонстрировав таким образом собственную человечность.
Но мне на это наплевать.
Не из этого я черпаю свою силу.
И не из знания того, что всех нас ждет вечный покой.
Моя сила никак не связана с банальностями и клише этого мира, с этими публичными выражениями сочувствия, присылаемыми по почте открытками с соболезнованиями, цветами и телефонными звонками.
Силу мне дает ярость. Раскаленная добела ярость, которая сжигает все мое существо, наполняет каждое мгновение моего бытия.
Она – результат имеющегося у меня плана.
Результат того, что я знаю.
Знаю, что каждый виновный обязательно умрет.
Глава 1
Сестра закончила срезать гипс, и инспектор Ким Стоун смогла вздохнуть свободно. Все пять пальцев на ноге выглядели вполне нормально.
Наконец-то она чувствует, как свежий, прохладный воздух овевает сухую кожу…
От удовольствия Ким громко вздохнула и, наклонившись вперед, почесала свою голень. То самое место, боль в котором сводила ее с ума последние шесть недель.
– Ну как, получше? – спросила сестра.
– Конечно, черт побери, – ответила Ким, с такой силой расчесывая ногу, что кожа заалела под ее ногтями.
И все-таки удовольствие, которое Стоун получала от этой процедуры, ничем не походило на то, о котором она мечтала в течение шести недель беспрерывных мучений. Бывали ночи, когда Ким была на грани того, чтобы самой срезать этот чертов гипс и почесать ногу, но ее сдерживали мечты о том, какой кайф она испытает, когда все наконец будет позади. И вот теперь этот кайф закончился как-то слишком быстро…
Сестра протянула ей влажную салфетку, и Ким с благодарностью протерла кожу, которая все это время находилась под гипсом.
Затем подвинулась
