лов.
А что мы видим? Вместо траншей – стенку из камней, высотой едва ли не по пояс. Никакой защиты при артиллерийском или даже ружейно-пулеметном обстреле она не дает. Вместо дотов – вообще ничего. Вместо колючей проволоки (изобретенной, кстати, за четверть века до сего момента) – частокол и эскарп как во времена Батыева нашествия, а вместо бункера на вершине – открытый всем шрапнелям форт, с такой же открыто расположенной артиллерией, сейчас уже приведенной вражескими обстрелами в полную негодность. Собственные батареи противник прячет в складках местности, корректируя огонь с наблюдательных пунктов, и смеется над глупыми длинноносыми варварами, выставившими свои пушки на прямую наводку.
Едва я об этом подумал, как энергооболочка бога войны шепнула мне на ухо: «Автор проекта сухопутной крепости Порт-Артур – генерал-майор корпуса военных инженеров Константин Иванович Величко… Шо маемо, то маемо…»
Что касается вражеской пехоты, то она, в отличие от русских солдат, открытых всем обстрелам, сидит в глубоких траншеях полного профиля, буквально выдолбленных киркомотыгами в каменистом грунте. Поэтому и соотношение потерь при штурмах столь неприличное: японцы потеряли семь с половиной тысяч человек, а русские – целых четыре с половиной тысячи солдат. Причина японских потерь – крутые открытые склоны, вверх по которым надо упорно карабкаться под огнем противника, зачастую вставая на четвереньки. У русских же фактически отсутствуют реальные укрытия, из-за чего вражеский артиллерийский обстрел и ружейный огонь наносит защитникам высоты столь большой урон. Русские своих убитых уже вынесли и похоронили, из-за чего вершина горы кажется «чистенькой». То тут, то там лежат только отдельные японские солдаты, сумевшие вскарабкаться на эскарп к линии обороны и убитые уже здесь. Поначалу таких сбрасывали вниз, на бесполезные колья, и только потом, когда русских осталось мало, их стали оставлять там, где их и застала смерть. Остальные японцы погибли внизу: крутые склоны устилал сплошной ковер мертвых тел. Если бы не температура воздуха, которая на два-пять градусов скачет вокруг нуля, все вокруг уже давно благоухало бы отборным скотомогильником. Но Отец Небесный миловал. Вся японская мертвечина сохраняется в ожидании похорон как в холодильнике морга.
Но так жить нельзя; на всей высоте разведчики капитана Коломийцева нашли не более сотни русских солдат: две трети из них были ранены, многие тяжело. Так и лежали, кое-как перевязанные, на земле, сжимая в руках винтовки, в ожидании момента, когда рассветет и япошка пойдет в свою последнюю атаку. Тогда эти герои выпустят в наступающие цепи последние оставшиеся патроны и умрут с чувством исполненного перед страной долга.
Я же от таких зрелищ местной русской действительности начинаю сатанеть… Наверное, в эти минуты Фок, Стессель и другие деятели местного артурского бомонда беспокойно заворочались в своих мягких постелях, чувствуя сквозь сон, как к заднице на толщину трусов приближается осиновый кол. Но этот гнев – дело вторичное, никуда эта публика от меня не уйдет; сейчас надо исправлять положение и готовиться с рассветом отбивать японскую атаку. Для начала необходимо собрать всех русских раненых, кто еще жив, и отправить их в наш госпиталь в Тридесятом царстве. Я ощущаю этих людей как «своих» – а значит, они должны жить. После необходимо ввести на эту гору уже побывавший в похожем деле 1-й пехотный легион милейшего Велизария. Но прежде необходимо правильно оборудовать позиции, а не то мои люди начнут гибнуть с той же дурацкой скоростью, как и подчиненные генерала Фока. А это не есть хорошо.
Но для того чтобы отрыть в скалистом грунте траншеи и построить блиндажи обычным способом, потребуется месяц работы механизированного саперного батальона. Этого месяца у нас нет, как и саперных частей соответствующей численности и оснащенности. Остается Магия Земли, которую мы уже применяли, укрепляясь на вершине Сапун-горы в мире Крымской войны. И как раз на этот случай в составе передового отряда, помимо меня самого, присутствует вся наша магическая пятерка. Сейчас, безлунной ночью, это совсем безопасно, даже для женщин и детей. В полной тьме в это время никто не воюет, только откуда-то с северо-восточного направления глухо бухают беспокоящим огнем осадные одиннадцатидюймовые «осакские» гаубицы. Но этими «малышками» с весом качающейся части в двадцать пять тонн мы займемся позже – сюда, на «высоту 203» их снаряды все равно не долетают.
Коллегам по магической пятерке мне не надо ничего объяснять. И Кобра, и Анастасия, и Колдун, и даже Птица – все чувствуют то же, что и я. Вот капитан Коломийцев сообщает, что все раненые вынесены через портал в Тридесятое Царство, а немногочисленные здоровые отправлены на территории редута на вершине высоты, где я ничего не планирую менять. Пусть в ходе боя японская артиллерия лупит в него по старой привычке, тратит снаряды и думает, что делает важное дело. Собравшиеся там два десятка русских солдат ничего не понимают, но люди, что хозяйничают на вершине высоты, разговаривают по-русски, а у самого старшего из них на плечах погоны штабс-капитана. Для рядового солдата местной русской армии, по службе обычно общающегося исключительно с унтерами и фельдфебелями, это большое
