к отцу, мол, «она не отвечает…», или отчаянное «Переключают?», после чего связь обрывалась.
Мириам теперь уже не рассчитывала, что после двукратного повторения имени дочери мама скажет что-то еще, но, к ее изумлению, та продолжила:
– Я тут разговаривала с Беном, знаешь, Мириам… Ну, он рассказал мне, что у вас произошло… – В воцарившейся вновь тишине Мириам послышался неясный звук открывшейся и закрывшейся двери, потом, несомненно, голос отца. Она не разобрала, что он говорил, а вот ответ мамы прозвучал громко и четко: – Газета? На кухне. Где ей еще быть? Ну да, Мириам, на чем я остановилась? В общем, я знаю ваши дела… я страшно перепугалась… Сообщи, как ты там.
Послышался шорох, что-то щелкнуло раз-другой, грохот, – мама, по всей видимости, просто позабыла отключиться, закончив говорить, затем раздался звонкий голос сотрудницы голосового сервиса, объявляющей следующий звонок.
– Это я, – услышала она голос Бена. – Хочу только узнать, как у тебя дела… Сама понимаешь, мы уже три дня ничего о тебе не знаем. В общем, я ничего от тебя не требую, но наши с тобой дети, они ведь не знают, что с тобой и как… Я стараюсь держаться как обычно, Алекс все воспринимает в штыки, а о тебе и вообще не спрашивает. С Сарой иначе, ну, в общем, ей ведь всего шесть… Понимаешь, Мириам, она все время спрашивает, когда ты приедешь, а скажи ей «в воскресенье», для нее это очень-очень далеко, даже если сегодня уже среда… Пойми, не обо мне речь, но не может же быть, чтобы тебя ничто не трогало… Ладно, надеюсь, у тебя все в порядке, отдыхай… Пока, до скорого…
Опасаясь, что мама предпримет еще одну попытку поговорить, Мириам отключила телефон. Она крепко прикусила губу и добрую минуту вглядывалась в морскую гладь, но так и не сумела вытеснить из сознания два услышанных сообщения. Ей вспомнилось, что, когда только-только начинала ездить в отпуск одна или с подружкой, она, бывало, звонила домой из телефонной будки на набережной какой-нибудь южной рыбацкой деревеньки, но лишь через несколько часов после того, как она слышала голоса домашних и рассказы родителей, она могла почувствовать себя так далеко, как до этого разговора.
Мириам встала, сбросила блузку и пошла к воде. Она оглянулась в сторону берега, лишь когда проплыла по заливу метров пятьдесят. Шезлонг, лежа в котором она прослушивала голосовую почту, издалека выглядел нелепо маленьким и заброшенным, несколько мальчишек на пляже играли в волейбол у сетки неподалеку от паромной пристани, террасы вдоль променада были почти безлюдны.
В первую очередь назойливость тех сообщений заставила ее сейчас выругаться во весь голос. Она ушла с головой под воду, а когда вынырнула, зажала уши холодными мокрыми волосами и выругалась снова. Сообщи, как ты там.
– Нееет! – крикнула Мириам. – Не сообщууууу!
С возрастом мамин голос приобрел неестественное мелодраматическое звучание, в нем теперь постоянно слышались плаксивые, обиженные нотки, словно надо срочно исправить якобы совершенную несправедливость и говорить об этом
