нечего стало делать: никто не проводил никаких экспериментов и не ставил новых опытов, как это было ранее, при великом мэтре, посему началось оскудение и запустение.
Кафедру мою задушил формализм и схоластика нового молодого, но тупого и завистливого проректора, не без помощи которого доктор Первацельс был вынужден покинуть Париж.
Таким образом, все мои теперешние интересы сместились из Университета в лабораторию Пьера и в гостиную матушки Тересы, где мы частенько пили вино или чай в перерывах от бдения у атанора. На скромные деньги, полученные мной от преподавания, я дарил Марии недорогие подарки: то букет из роз или гвоздик, то какую-нибудь незамысловатую брошь или колечко.
Я почти переселился к де Ариасам: часто несколько ночных часов наблюдал за пламенем атанора, с нетерпением ожидая окончание процесса, а после спал пару часов прямо на скамье в лаборатории, после чего всё же шёл на кафедру прочитать пару лекций студентам.
…Со временем алхимического раствора становилось по объёму всё меньше и меньше. Было видно, что он выкипал, при этом чисто белый цвет вновь стал темнеть, вернее, преображаться на наших глазах: от розового до светло алого, пока, наконец, не достиг чисто красного цвета крови и почти не превратился из предполагаемой жидкости в непонятную на вид аморфную крутую массу.
Прошло ещё несколько дней, и Пьер сказал мне:
– Всё, Виктор, дело сделано! Я уверен, мы не потратили эти месяцы напрасно. Процесс закончен, сейчас мы достанем камень и охладим его.
Он затушил горелку и снял верхнюю часть печи. Достал колбу с камнем, отошёл в сторону, и на железном столе аккуратно разбил её.
Раздался лёгкий хлопок, словно из райской петарды, красный дым вырвался наружу из этой «лампы Алладина» вместе с камнем полукруглой формы, который выпал на железную столешницу, издав при этом мягкий и глухой звук.
– Ну вот, пусть остынет, и мы займёмся им, – проговорил Пьер.
– Этот буро-красный кусок чего-то там и есть много жданный «философский» камень? – с любопытствующим сарказмом, доставшимся мне в наследство от папаши, спросил я его. Пьер же, с удивлением во взгляде на меня, отвечал:
– Да, он и есть. Мне понятно твоё недоумение, юноша. С другой стороны, ты что, думал сразу огрести золотые луидоры в пробирке?!
Пьер рассмеялся своим бархатистым лёгким смехом, от тембра которого я не смог устоять и тоже глупо заулыбался, осознавая изнутри свою глупость и наивность.
– Понимаю, понимаю, тебя, Виктор, ты просто грезишь о золоте, а не о самой сути алхимии. Однако, я предупреждаю тебя, – будь осторожен на этом пути. Вижу твоё нетерпение, но и вижу, что ты не готов для искреннего делателя. Ты готов пока только на роль ассистента, познающего профана… ну что ж, не всё сразу. А зачем тебе золото?
После этого вопроса он вдруг в упор посмотрел на меня, а я вновь стушевался.
– Впрочем,
