хорошо, мам.
– А там и получше все станет, правда?
Автобус показался из-за поворота, но солнце бликовало на экранчике с номером. Кира сощурилась. На экране проступили блеклые цифры. Сойдет.
– Врач же сказала, таблетки замедлят… Может же стать получше?
– Получше станет сама знаешь когда, – ответила Кира и только потом поняла, что произнесла это вслух.
Мама помолчала.
– Я не это хотела… – пробормотала Кира. – Извини, мам.
Автобус остановился, двери медленно поползли в сторону.
– Минут через пятнадцать буду, – пообещала Кира и нажала отбой.
Горло саднило, как при ангине. Кира сглотнула слюну, потом достала пастилку с шалфеем, начала рассасывать ее, но вкус у леденца оказался горьким и травяным, пришлось выплюнуть его в салфетку и держать в кулаке, пока автобус не остановился. Кира выскочила наружу, выбросила смятую бумажку и направилась к дому. Пальцы вымазались в сладкой слюне и слипались. Забираясь на мост через улицу Руставели, Кира нашла в мессенджере Тараса. Вчера они перекидывались сообщениями до трех ночи. Кира клевала носом над телефоном, то и дело проваливалась в сон, пока Тарас размышлял о качестве цветопередачи монитора, который давно хотел прикупить, скидывал ссылки и сравнения. Кира особенно не вникала, но каждое новое сообщение вызывало в ней прилив удовлетворения. Если Тарас пишет, значит, он дома. Не где-нибудь. Не с кем-нибудь. Не у кого-нибудь. А лежит в своей постели, на которой Кира иногда засыпала, засидевшись над домашкой, и пишет ей про диагональ с разрешением. Не идеальная тема для полуночного разговора, но лучше, чем ничего.
– У нас опять форс-мажор, пришлось с занятий свалить. Приходи минут через тридцать, а то я вскроюсь.
Отправила голосовое, подождала немного. На аватарке Тараса – очки и борода, ничего лишнего, загорелся зеленый огонек.
«Ок, – ответил он, подумал и допечатал: – Пожевать есть или закажем?»
В животе недовольно булькнуло. Обедать с группой Кира не пошла: их выбор остановился на уютной кофейне, где суп с двумя гренками стоил как дневная потребительская корзина молодой семьи с ребенком.
«Есть, наверное, мама готовила».
«Шик!»
Мама и правда наготовила. Пожарила картошку с мясом, испекла шарлотку из яблок, которые им Тарас же и привез с родительской дачи. Кира еще в подъезде почувствовала запах – карамельная корочка из сахара с корицей, но когда открыла дверь, то в нос пахнуло другим – едко больничным, беспомощно-старческим. Это не смогли перебить даже мамины духи. Мама стояла у зеркала в прихожей и яростно красила губы.
– Опять в шкафу копается? – с порога спросила Кира.
Так начинало вонять, только когда все дореволюционное нутро дедовского шкафа вываливалось на пол и перебиралось. Без цели и смысла. Но долго и методично.
– Давай помягче, хорошо? – скривилась мама.
Жалобные нотки исчезли из голоса. Она опаздывала
