небеленой сорочке, босиком, с холщовым грязным передником и руками, испачканными в земле? В прошлый раз она была для холмоградцев неразличимым пятном в толпе местных и можно было не волноваться из-за своего вида, но теперь они ее знают.
На ходу отвязывая передник, Прекраса заторопилась домой. Можно успеть умыться, одеться в чистое и тогда уже пойти взглянуть на Ингера… убедиться, что он совсем здоров… Может быть, он даже сам захочет на нее взглянуть… Наверное, ему рассказали о ней… От этой мысли захватывало дух, но смущение Прекрасы было так велико, что вместо радости ее охватывал ужас.
Чтобы от огородных гряд попасть домой, пришлось пробежать почти все Выбуты; Прекраса держалась задов, не выходя на дорогу, откуда ее могли бы увидеть от реки. Завернув за угол своего тына, она скользнула к воротам, надеясь проскочить мимо матери: та была у летней печи и варила похлебку из рыбы с молодыми побегами крапивы и рогоза. Но, сделав несколько шагов, Прекраса застыла и прижалась к тыну: прямо перед воротами, в десяти шагах от нее, Хрок разговаривал с Ингером и Ивором. Еще с десяток знакомых из числа холмоградских отроков стояли поодаль, оглядываясь по сторонам.
Прекрасу как ледяной водой окатило, но тут же стало жарко, кровь бросилась в лицо. Она сглотнула, попятилась, надеясь укрыться в тени. Но тут отец обернулся.
– Да вот она! – воскликнул Хрок и нахмурился: – Ты что это… – он окинул дочь взглядом. – Я же Гуньку за тобой послал, чтобы обрядилась, как положено.
– Он меня и позвал… – еле слышно пробормотала Прекраса. – На грядах я была… на репище…
Ингер с Ивором рассматривали ее молча, пытаясь понять: та самая ли дева?
– Иди оденься, – сурово велел отец.
Он и так-то был на нее сердит за побег, а теперь она еще так позорит его своим видом – да перед какими людьми! Прекраса подумала было поскорее проскочить мимо гостей, но сдержалась: они ее уже увидели, так не стоит вести себя, как холопка!
Взгляд ее сам собой потянулся к Ингеру – как он теперь?
И едва она взглянула в его лицо, как счастье его видеть прогнало волнение и стыд. Плавной поступью, будто была одета в багряное платье Зари, Прекраса двинулась вдоль тына к воротам. Улыбнулась Ингеру и слегка поклонилась:
– Будь жив, князь Ингер!
Он не сводил глаз с ее лица, и Прекраса задержала на нем взор. Вблизи, при ясном свете дня, здоровый и бодрый, он показался так красив, что ее охватила дрожь восторга. Правильные, тонкие черты лица, ровные русые брови подчеркивали ясный блеск глаз в окружении черных ресниц, и даже то, что нос был немного великоват, не портило его, а оттеняло живую красоту остальных черт. Русые волосы осеняли высокий лоб двумя мягкими волнами. А глаза его смотрели на Прекрасу с выражением радостного изумления, и под этим взглядом она замедлила шаг.
– Так это она? – продолжая глядеть на нее, спросил Ингер у своего кормильца.
– Она
