это сочинил?
Ленинский прищур. Догадайтесь, мол.
– Вы.
Лиза перелистывает страницы: Сальвадор Альенде, национально-освободительная война, Хемингуэй убивает тигра…
– Здесь все отражено. Кроме самоубийства. Этого нам не надо.
– Наклеим на грудь актеру табличку «Хемингуэй». Декорация – карта Чили с красными флажками. Места странствий Хемингуэя.
– Да! И приурочим к Победе. Или к Первомаю.
Из гримерки доносится пение. Это рыжий Мотя. Посмотреть бы на родителей, которые в наше время назвали сына Мотеле. И ничего. Живет себе. Играет в «Открытом финале» тупицу-писателя.
Каждый человек должен хоть раз в жизни побывать на сцене. Лиза поднимает ручку рубильника. Поворотный круг плывет под ее ногами… Что-то такое она воображала себе когда-то: пустой театр, поворотный круг – она в центре, на всеобщем обозрении. Лиза перебежками-перебежками – к рубильнику. Стоп машина.
Двадцать человек в сборе.
Народный театр конкурса не объявляет. Площадная труппа. Шекспир для бродячих актеров. Именно для них и написан «Сон в летнюю ночь». Когда-то артисты, не считая, разумеется, придворных, были площадными, уличными, зато теперь есть Всесоюзное театральное общество, куда самих придворных пускают строго по удостоверению. Самодеятельность подконтрольна, пьеса должна быть допущена к постановке соответствующей комиссией. Кому дело до Лизиной задумки – наделить каждого актера лечебной ролью? Она режиссер, а не психолог. В психдиспансере следили за репертуаром. Никакого Годо. Но ее и за Горького выставили. Ну не за Горького, конечно. За то, что она сунулась с просьбой снизить дозу аминазина тому же, кстати, Грише детдомовскому.
Государство обеспечивает сирот жилплощадью по достижении совершеннолетия. Но где взять столько жилплощади? Посему сирот провоцируют на какое-нибудь бесчинство – и в дурку. С заключением из психдиспансера их ждет дом инвалидов. Туда Гриша и угодит.*
* Мурашки по коже… Неужели все так и было? А что сейчас? Я давно не в теме. Позвонила русской пациентке, она сравнительно недавно эмигрировала, неглупая женщина, вернее, скажем, неравнодушная, и она меня «утешила». Ничего не изменилось. Прислала ссылку на документальный интернет-канал artdok.media. Я зашла в рубрику «Дети». Ткнула на «Мама, я тебя убью». Посмотрела. Урыдалась вдрызг. Те же провокации, те же дурки, та же жестокость, то же бесправие… Но канал-то в открытом доступе! Значит, теперь от народа ничего не скрывают. А в СССР – скрывали. Помню, как в начале восьмидесятых я случайно набрела на Новослободской на «Дом ребенка» – услышала детский щебет за огромным забором. Мне удалось проникнуть внутрь, и то, что я там увидела… Малютки в ряд, орут, никто не обращает внимания. Один прямо захлебывался, санитарка его распеленала, а там кровавые пролежни. Наличие «Домов ребенка» тогда хранилось в тайне. Теперь все всем известно, а детей продолжают наказывать дуркой и травить психотропными средствами. Честно говоря, мне впервые стало совестно за то, что я уехала.
