не стоит. Магазинов в округе нет, а питаться чем-то надо. Тем более, опыт показывает, что одно из последствий быстрого лечения тяжелых травм – зверский аппетит. Осенью, после длительного боя с церковниками, он до того дошел, что, едва придя в себя, начал горстями есть муку из валяющегося рядом седельного мешка.
Веревочное крепление на лыжах было сорвано. Видимо, взрывом Влада отшвырнуло назад, а деревяшки, завязнув в снегу, не успели за телом. Поломка пустячная, но одной рукой справиться с ней не удалось. Пришлось кое-как приматывать их к ногам, затем долго бродить кругами, пока под кучей тлеющих жердин не обнаружился мешок и подгоревшая бизонья нога. Связав их вместе, перекинул через плечо, и походкой краба, которому оторвали почти все ноги, поплелся, как он надеялся, на восток. Не оглядываясь и ни о чем не думая.
Ему надо как можно дальше убраться от этого места, прежде чем свалится от ран и усталости. И хорошо бы успеть найти хоть какое-нибудь убежище, прежде чем это случится.
И пусть невидимая машина в небесах не заметит его ни спящего, ни бодрствующего.
Глава 4
У степей, окружающих святые земли с запада, юга и востока, существует четыре облика. Первый, самый приятный для глаз: изумрудное покрывало, испещренное неисчислимыми точками пестрых цветов, которое тянется от горизонта до горизонта. Редкие пушистые кустарники напоминают пасущихся барашков, которых в шутку покрасили в зелень, овражки и балки, будто небрежные складки на бесконечном бархатном покрывале. Уши ласкают птичьи трели, а нос щекочет нежный аромат душистых трав. К сожалению, длился этот период недолго: вторая половина весны, начало лета.
Далее наступала очередь второго: когда растительность выгорала под жаркими лучами Солнца. Свою лепту в перерождение степи вносили многочисленные копыта и челюсти бизонов, лошадей, диких быков и прочей жвачной живности. Хищным птицам наступало раздолье: видно каждое пятнышко на земле, прятаться сусликам и хомякам негде, разве что нос не высовывать из норки в светлое время суток. При сильном ветре прах от погибшей травы, пыль и песок поднимались исполинскими тучами, из-за чего в полдень при ясном небе становилось мрачнее, чем при вечерних сумерках.
Осенью степь вновь преображалась. Разверзались небеса, сверх меры напитывая землю долгожданной влагой. Почва раскисала, жирный чернозем налипал на ногах охотников и копытах животных мерзкого вида гирями. Нечего даже мечтать в это время года передвигаться здесь на конной повозке. Ну разве что испытываешь удовольствие от процесса извлечения колес из хваткой грязи, причем заниматься этим приходится чуть ли не через каждый метр пути.
Сейчас брат Либерий имел сомнительное удовольствие любоваться четвертым, последним, обликом степи. Вместо зелени белизна чистейшего савана, кусты больше не похожи на отдельно пасущихся барашков, скорее на их скелеты. Ни запаха разнотравья, ни пыли, щекочущей ноздри, – ничего. Мертвая земля, затаившаяся в ожидании весеннего тепла. Не
