Батя самогонку гнал, – и он улыбнулся во весь рот белоснежной улыбкой доброго сельского богатыря. Звали его Илья. – У нас один воин вообще как-то на «отшибе» сидит. Надо перетянуть его. Лёха давай к нам!
Щуплый паренёк высунулся из-за соседней стенки и виновато улыбнулся:
– Я не буду, ребята… Не удобно бегать туда-сюда и пить мне не охота.
– Ладно тебе. Два метра пробежишь, не обсерешься! – Илья снова улыбнулся.
– Да неудобно правда ему, – вступился за товарища другой боец – из города который. – С гражданскими сидеть потом. Еще нажалуются… Слыхал же, что старлей сказал.
– Да понял, не дурак, – Илья посмотрел на Костю уничтожающим взглядом, но, конечно, не злым. – Но, уважаемый Алексий, если что – милости просим к нашему «шалашу». Давайте пожрём, пацаны, а?
Никто не был против. Вся провизия лежала в одной куче: тут и бутерброды были с колбасой, и жареная курица, и котлеты, и сгущёнка и всякого рода печеньки и прочие сладости с пирожками с картошкой и мясом… Зазвенели стаканы и опрокинулись за знакомство.
Даня сморщился и занюхал чьим-то пирогом с капустой:
– Я как в девятом классе на выпускном нажрался, так с тех пор и не пил эту дрянь… Стыдно было перед матерью пиздец. Поклялся тогда сам себе, что на выпускном из 11-го класса ни капли не выпью. Кое-как дождался… И не выпил.
Первые же полстакана сильно ударили по голове. Данька обмяк и откинулся на стенку. Было душно. Кому не хватило места у стола, сидели прямо на сумках, все кучкой. Илья бутылку тусанул соседям за стенкой, кто не смог влезть уже в то пространство, где сидела основная масса.
– Молодец… – Сказал Костя Данилу. – Но теперь мы солдаты. Как там сложится, кто знает?.. Я бы напился.
– Всё будет хорошо, братан… – Сказал Илья и снова налил всем. – А напиться – это правильно. Ну! Между первой и второй промежуток…уже слишком большой! – И он рассмеялся. Благодаря ему царило настроение пофигизма и уверенности. Он однозначно был душой компании.
Даня снова выпил, и по телу разлилось тепло, оно обняло его и укрыло с головы до ног. Он посмотрел на Вадима, который рассматривал фотографию какой-то девушки. Возможно, она была Его девушкой… Затем окинул Всех взглядом. Безмятежность… Вот то чувство, которое он испытывал. Безмятежность и доверие к каждому. Все были они хорошие и уже какие-то родные.
«Вот с этими людьми я буду два года, – подумал он. – И, возможно, они мне станут ближе, чем самые близкие… Всё и правда будет хорошо. Иначе и быть не может. Правда?..». Но никто не ответил ему на безмолвные его мысли. Даже и он сам.
Из сладостной полудремы его выдернул кавказский говор, их смех и гортанное произношение, акцент, который так всем знаком.
Они сидели в другом конце вагона, их было столько же, сколько и «наших», но их разговор и поведение занимало почти весь вагон. Они видимо тоже являлись призывниками и ехали куда-то к себе в часть, но гордые горцы не служат в 18 лет, они уходят в армию взрослыми мужиками, поэтому
