она?
– Ну эта, как ее… Мила. Увидев меня, ее глаза загорелись. Искра из ее зрачка хлестнула меня по щеке. Дальше все как в тумане. Она еле-еле стянула с себя платье, прилипшее к потной коже. Спустившись на колени, она… о Боже, зачем Вам это говорю… начала стягивать с меня штаны. Она хотела его, и меня, разумеется. Начала трясти своими дойными грудями, висящими чуть повыше ее складчатого пупка… Что я мог сделать?!… От нее несло «Тройным экспериансом», удушливым как угарный газ и слезоточивым как перцовка. Нагнувшись, она начала смачно чавкать. Белая жидкость струилась из глотки, она давилась эти дерьмом, глотала его… Фу, как противно…
– А дальше-то что?
– Мужик, надоел. Тяжело мне, не видишь? Я люблю ее, свою прекрасную Софи! Пусть она вернется… Помоги, прошу!…
– Не надо…
– Софи?!
– Да. Я так рада, что это не измена, а подобие мерзости той… Люблю тебя, Георг. Идем отсюда… И да, спасибо Вам… эм…
След Гарри был виден на снегу, а самого его – нет…
Смерть безумна и быстра. Раз взмах косой и ты уже мертвый лежишь подле нее. Она упала, звонко брякнув и испарилась, как жизнь твоя. Простая, но в то же время запутанная, ушла от тебя. Душа летит, откуда не вернется. Где-то там, что ближе к сердцу, покалывало и давило временами, её больше нет. Безумно быстро умирает и медленно воскресает. Увидев пластичную резину, которой мягко обтянуло череп, ты не в себе. Молчишь, стоишь и громко изнутри кричишь. Кипит твой разум, безмятежно стекает по щеке слеза. Ты помнишь как он жил и что творил? Конечно, да. Ты любишь или разлюбил? Наверно не то, и не другое. Ты равнодушен? Конечно, нет! Я помню, как еле передвигал ногами и делал то, что для нег
о великий подвиг. Шагал он тяжко, задыхаясь, при каждом вздохе поднимая голову, сверкая зрачками, пытаясь разглядеть Иисуса. Пытаясь попросить помощи, таблеточки заветной. Но ответа нет, лишь ветер с севера рисует на щеках замерзшие узоры. Поверить в то, что так все быстро, я не могу. Извольте, вы понимаете какая это мука, держать его закрытые глаза на руках, скрестив голени и опустив смиренно голову? Ведь он не придет, не скажет ни привет, ни как дела. Лишь молча он лежит и недвижим. Все прекратилось для него, и он не в состояние терпеть столь сильные тяжелые минуты, что сладкий запах воздуха щекочет легкие. Его слишком мало, как и времени, текущего из пожарного гидранта. Мы все когда-то ляжем и уснем. Навеки, и нас внезапно все возлюбят. Но знайте что, скажу я Вам, люби сейчас, пока он с вами. Пока он ждет тебя с учебы, оценок, разговора ежедневно, посиди ты с ним. Ведь он уйдет, ты это конечно вспомнишь, но будет слишком поздно; придёт самое худшее – никогда.
«Когда-нибудь я полюблю мучения, и все, что убивает изнутри. Но, внезапно, в одно мгновение ты теряешь интерес буквально ко всему, глотая слезы, плюешься на пыль дорог, стараешься заметить ту, что зацепит и потащит за собой. Влюбиться и не отойти от мысли, что хочешь ты ее… на ней жениться. Обзавестись детьми, влюбить в них мир. Воспитывать, прикладывая немало сил. Но сам все ближе
